Снова в сознании ее возникает все сделанное, все то, из чего состоит она в этот час. Но свет следует за ней, сражается с этим болезненным презрением к себе, с этим глубочайшим унижением духа. Шевельнулась часть ее души, еще не побежденная, не втоптанная в грязь. Медленно, о, как медленно, эта часть отвечает на свет, питается им. Мысли ее больше не связаны только с тем дурным, что она делала в прошлом, вспоминается и добро.
Снова, как когда-то, Тирта пытается позвать на помощь, но на этот раз помощь против самой себя.
Она молит, чтобы ей помогли противостоять тому, что она считает своей виной. Тепло и свет добавляют ей уверенности и силы.
Тень больше не давит на нее так сильно. Тирта вздохнула. Да, она сделала то и это, она была жесткой и холодно, была замкнутой в себе самой, но теперь она не одинока. Чье-то присутствие помогает ей, поднимает ее…
Тирта увидела смутное лицо рядом с собой, еще одно — за первым. Ее крепко держат чьи-то руки, другие руки прочно сжимают ее ладони. Ее держат так крепко, что у нее болит тело. Темно. Но не та ужасная внутренняя темнота, которая захватила ее без всякого предупреждения. Просто естественная ночная темнота. Ее держит сокольничий, как и тогда, когда она пришла в себя после транса, а рядом склонился Алон.
— Я… — Она попыталась говорить, рассказать им.
Сокольничий мозолистой рукой прикрыл ей рот.
В его когте, в тесной хватке этого холодного металла меч Силы. Из него льется свет, не синий, а бело-золотистый. Он освещает лица. Сокольничий отбросил шлем, на его лице нет маски. Тирта смотрит ему в лицо и видит, что оно больше не бесстрастно.
Она не знает, что означает это странное выражение.
Знает только, что он охвачен каким-то глубоким чувством. Таким она его никогда не видела. Он внимательно смотрит на нее горящими глазами, смотрит так, словно она земля, ворота, которые нужно защищать от любых пришельцев.
Тирте казалось, что сокол никогда не покидает сокольничего. Но сейчас он сидит на плече у Алона, склонившегося перед ней. В птичьих глазах свирепый огонь. Сокол повернул голову и смотрит немигающим взглядом хищника.
Несмотря на свет и тепло от меча, маленькое лицо Алона посерело, как пепел. Губы его прикушены, и на лице его такое напряжение, словно перед ним люди Джерика.
— Я… — Тирта повернула голову, освободила губы от руки сокольничего. — Я была…
— Во Тьме, — серьезно сказал мужчина. — Нападение…
Алон прервал его:
— Ты встретилась с тем, что может вызвать только Полная Тьма.
Наступила ее очередь возразить.
— Но вызвать не извне. — Трудно найти нужные слова. Сознание ее подавлено, она чувствует себя так, как будто уцелела после страшной битвы. — Это было внутри меня.
Алон слегка передвинулся, откинулся на корточках.
— Ты даже пыталась воспользоваться мечом — против себя самой. — Он выпустил ее руки, указал на то, что лежит между ними, — ее талисман, старое изношенное лезвие. — То, что овладело тобой, хотело заставить тебя убить себя.
— Овладело… — Тирта повторила это слово. Она слышала и читала об одержимости. Самое сильное и страшное оружие колдеров. Так ли они захватывали тела людей, превращали в своих слуг живых мертвецов? Нет, это делалось по-другому, с помощью машин, уничтоженных в Горме. Они были так тщательно разбиты, что ни один человек больше не сможет разгадать их ужасную тайну. Но теперь Тирта произнесла одно слово, которое лучше всего соответствовало ее состоянию:
— Колдеры.
Сокольничий покачал головой. Выражение, которое она не могла разгадать, исчезло. Снова лицо его стало спокойным и бесстрастным, как всегда.
— Колдеров больше нет. Это другое дело.
Тирта приподнялась, чувствуя, что должна объяснить, должна дать им понять, что узнала об этой тени — что она несет в себе семена ужасных деяний, что чем дольше они сопровождают ее, тем в большую опасность попадают. Она помнила все те поступки и мысли, которыми придавила ее тень. И не хочет добавлять к ним еще одно преступление.
— Она показала мне меня саму — какой я была, какая я теперь. Прошу вас, если в вас есть хоть немного сочувствия, если вы желаете мне добра, — уезжайте. Дайте мне хоть это. Я буду знать, что не увлекла вас за собой во Тьму. Не считайте своим долгом, вы не обязаны дальше сопровождать меня.
Отпустите меня одну. Вы снимете с меня дополнительную тяжесть.
Алон открыл рот, словно собирался заговорить, но первым ответил сокольничий:
— Ты хочешь играть в его игру? Я считаю, госпожа, что в тебе слишком много ума, чтобы ты дала так провести себя. Сама посмотри, что произошло. Мы еще далеко от дома Ястреба, но какое-то могучее волшебство пытается разделить нас. Следовательно, нас боятся. Мы даже не знаем природы своего врага. Но мне кажется, что когда мы объединяем Силы, то становимся для врага проблемой. Он боится нас. Давным-давно в Карстене так действовали колдеры.
Хитры были их планы. Они овладели Ивьяном и его приближенными и заставили его изгнать твой народ. А причина заключалась в том, что колдеры не могли овладеть Древними. Древние умирали, потому что не склонялись перед чужой волей. Разделить союзников и справиться с ними поодиночке — очень древняя стратегия. Если мы уедем отсюда, а ты дальше пойдешь одна, враг победит. Ты хочешь, чтобы он победил, леди? Я думаю, нет. Враг хочет подействовать на твое чувство долга, он внушает тебе мысль, что ты уже служишь злу. И тем самым ты можешь открыть для него дверь.
Тирта смотрела ему в лицо, внимательно слушала.
Она знала, что он говорит искренне. Та часть ее, что проснулась благодаря усилиям его и Алона — вера в себя — возросла. Она, словно после болезни, чувствовала возвращение здоровья. В том, что сокольничий сказал, есть смысл. Что было бы, если бы она уговорила их и они ее оставили?
Тирта почувствовала, как в нее вливаются новые силы, изгоняя последние остатки тени.
— Даже если бы ты отослала нас, госпожа Тирта, за нами бы охотились. Мы заодно с тобой. Мы сделали выбор…
Девушка слегка покачала головой.
— Вынужденный выбор. Я заставила вас его сделать, — поправила она.
— Нет, — сразу возразил сокольничий. — Я давно думал, что, может быть, на всех нас наложен обет, что мы встретились в Ромсгарте не случайно. Я собирался в то утро уехать на берег. Мои товарищи погибли, я больше не чувствовал себя человеком.
Ничто не удерживало меня в этих горах. Но вопреки всем своим планам я отправился на рынок, потому что… — Впервые на лице его появилось удивленное выражение. — Не могу сказать, почему. И посмотри, я снова человек, я воин, у меня есть пернатый брат. Я и не надеялся снова получить его. Это тоже не случайно. Крылатый Воин ждал, он верил, что я приду.
— А я бы умер, — негромко подхватил Алон. — Мне кажется, сегодня ты столкнулась с той же смертью, что ждала меня. Но ты, и мастер меча, и Крылатый Воин — вы вернули меня к жизни, вы разбудили во мне то, чего я сам не понимал. Так что до этого я и не жил по-настоящему. Разве можно считать, что все это случайно?