— Согласна!
От голоса Илоннею расцвели голубые цветы на стенах. А сердце мое переполнилось гордостью и счастьем. Неужели счастливчик, который женится на этой прекрасной даме — это я? Конечно я. Кто сомневается? Теперь уже никто.
Краем глаза я заметил, как стоящий рядом Пьер от радости схватил лыбящуюся Шимес за обе щеки и, притянув к себе, громко и страстно поцеловал. За что тут же получил замечание и предупреждение в виде красной карточки. Целоваться в этом зале должны только молодожены. И только после соответствующей команды. Такие вот у нас правила.
— А теперь, в знак вашего волеизъявления, скрепите свое согласие первым поцелуем, — тетка с медальоном сложила пухлые руки на груди и приготовилась лицезреть сцену, которую она, за долгие годы работы, видела уже, наверно, раз тысячу.
Но для меня, это был, почти первый поцелуй. Законный, имеется ввиду.
Я повернулся к Илоннее, приподнял край фаты, чтобы добраться до ее губ, и… замер.
Под глазом у Илоннеи синел хороший, здоровый такой синяк.
Я медленно опустил глаза и посмотрел на ее руку.
На руке имелся бледно-розовый шрам. От предположительно острого предмета.
— Угу, — глубокомысленно изрек я, возвращаясь глазами к лицу Илоннеи.
Она улыбнулась мне так, как умеют улыбаться только бывшие принцессы. И прикоснулась рукой к моей щеке.
И я все вспомнил.
— Это ты? — вихрем пронеслись удивительные события последних дней, — Ты, та самая…? В доспехах? Но как?
Илоннея дотронулась до моих губ, запрещая продолжать.
— Кто-то же должен любить варркана.
Мы целовались под оглушительные звуки марша Мендельсона, под бой варркановских барабанов и жидкие хлопки друзей. Мы целовались после долгой разлуки.
На выходе из здания Загса, растолкав улыбающихся прохожих, ко мне подлетел какой-то пацан на велосипеде и, лихо затормозив, протянул сверток, обвязанный бантом.
— Дядь, тебе просили тут передать.
— Что это? — Илоннея постучала пальцем по свертку.
Откуда я знаю, что? Подарок тайной воздыхательницы. Или родственнички учудили.
Я быстро развернул сверток и вытащил из вороха разноцветных бумажек серебряный футляр. В нем лежали черные очки в корявой серебряной оправе.
— Кто это тебе дал? — ухо у пацана на велосипеде было горячее и хорошо растягивалось.
— Отпусти.
— Кто?
— На той стороне дороги. Какие-то…
На той стороне дороги стояли двое. Девушка с роскошными волосами и низкорослый юноша с явно замедленным физическим развитием. И они махали мне руками.
— Я сейчас, — Илоннея недоуменно проводила глазами мою быстро удаляющуюся фигуру.
Пятьдесят пожарных машин, гудя сиренами и мигая огнями выкатили на улицу и с ревом пронеслись мимо, закрывая от меня ту сторону улицы. Когда они скрылись за поворотом, на месте, где стояли две фигурки, никого не было. Никого.
— Серега! Хорош по улицам бегать. Гости ждут, столы накрыты, — Пьер стоял рядом со своим «запорожцем» по случаю свадьбы украшенным цветными лентами и глиняной куклой Барби на переднем бампере в натуральную величину.
— Да. Иду, — никого. Нигде. Словно померещилось. Но вот они, очки, в моих руках. И Илоннея…
Я помотал головой, прогоняя наваждение, и поплелся к жене и другу.
Подходя к ним, я услышал, как Пьер увлеченно рассказывает нахмурившийся Илоннее свежую историю:
— Представляешь? Утром по приемнику передали. В Англии черте что творится. В замке королевством бардак настоящий. Все с ума походили. Бросаются друг на друга, в клочья рвут. Только королева ихняя по комнатам бегает и визжит, что кругом одни монстры недорезанные. Да еще наследники, дочка с братцем забаррикадировались в детской комнате и никого туда не пускают. Куда мир катится?
Мы встретились взглядами с Илоннеей, и она красноречиво дотронулась до своего синяка.
Чертовы дети. А я хотел устроить себе небольшой отпуск.
Будь ты проклят, Император.
Тяжело вздохнув, я открыл футляр и натянул на нос черные очки в корявой серебряной оправе.
Г. Мурманск. С. Костин