Не очень, однако, вежливый тут персонал! – подумал Базиль, после чего нажал на красную кнопку.
– Что вы хотите? – откликнулась кнопка мужским голосом.
– Меня ждут, впустите.
– Ваше имя?
– Василий Го… – Базиль во время прикусил язык и поспешно пробормотал: – В смысле, Базиль.
– Встаньте ближе к микрофону, он расположен над кнопкой, и повторите, я не расслышал.
– Я не намерен сто раз повторять одно и то же! – рявкнул Базиль. – Немедленно открывайте, меня ждет Мадам!
– Минутку…
Ворота открылись даже раньше, секунд через пятнадцать, а еще через десять на крыльцо выпорхнула сама Милашка Зингер.
– Базик! – взвизгнула она, кидаясь к нему. – Какой ты красавец!
– А уж ты… – Он замолчал, не находя слов. – Ты просто… Черт, если бы я не знал, что это точно ты, не узнал бы ни за что!
– Похорошела? – жеманно хихикнула она, поведя грудями.
– Просто красотка! – очень натурально соврал он.
На самом деле Милка из хорошенькой, но слегка простоватой девахи превратилась в карикатурную женщину-вамп. Огненные кудри, явно не натуральные негритянские губы, кричащий макияж, вываливающиеся из выреза сиськи, утянутая корсетом талия, монументальные бедра… Откуда только что взялось? Помнится, раньше она была худой и плоской, как черенок от швабры…
– Ты совсем не изменился, – продолжала кудахтать старая подружка. – Хотя нет, изменился… Похорошел! И выглядишь не больше, чем на пятьдесят пять…
– А ты, Милка, на все свои и выглядишь… – Он сделал паузу. – На все свои двадцать пять!
Конечно, тут он с лестью немного переборщил, но все же следовало признать, что Мадам держалась молодцом – ей нельзя было дать больше сорока, хотя на самом деле за пятьдесят ей уже перевалило. Гладкая розовая кожа: ни морщинок, ни мешков, ни пигментации. Яркие волосы, сочный рот, стоячая грудь, все свежее, юное, и только глаза выдавали возраст – тусклые усталые глаза старой шлюхи.
– Это тебе, – Базиль протянул ей букет.
– Как приятно… Спасибо, Базик… – Она так расчувствовалась, что чуть не задушила Василия в своих объятиях. – Мне сто лет не дарили цветов…
– Мы так и будем на пороге стоять? – весело спросил он. – Или все же пройдем в дом?
– В дом, конечно, в дом, – засуетилась она. – Ты обалдеешь, какая у меня там красота!
Она схватила его за руку и потащила внутрь. Сразу при входе Базиль обнаружил комнатку охраны и самого охранника, красивого черноволосого парня в строгом костюме.
– Цербер у тебя ничего, симпатичный, – заметил Базиль, пролетая по коридору вслед за стремительно несущейся Мадам.
– Милашка… Все мои девочки от него тащатся…
– А что за китаец у вас машины моет?
– Он кореец, брат нашей поварихи. И чтец, и жнец, и на дуде игрец. А если перевести: и садовник, и рабочий, и охранник, и сантехник. Жаль, в электрике не сечет, а то у нас постоянно лампочки гаснут – проводку плохо сделали…
За разговором они миновали коридор, прихожую и оказались в большой круглой комнате, обставленной дорогой кожаной мебелью.
– Красная гостиная. Здесь мы принимаем гостей… – сказала Мадам, усаживая Базиля в глубокое кресло.
Что ж, гостиная была что надо! Бархатные портьеры на стенах, толстый персидский ковер на полу, отличная мебель, прекрасные эротические гравюры, дубовая барная стойка с зеркальными фрагментами… Всего это было немного чересчур, – вычурно, шикарно, богато, – но производило впечатление. А главное, человеку, попавшую в эту гостиную, сразу становилось ясно, что находится он в роскошном борделе, а не где-то еще (в старых голливудских фильмах публичные дома выглядели именно так).
– Нравится? – спросила Мадам, широко раскинув руки, будто хотела обнять весь зал.
– Великолепно! А если сравнивать с притоном Кривой Матильды, в котором мы познакомились…
– Да уж! Матильдин притон был еще той дырой! – Она метнулась к стойке, схватила с полки два фужера и, поставив их перед собой, спросила: – Что будешь пить? Красное, белое? Коньяк, водку?
– Я бы с удовольствием выпил «Кровавую Матильду», но, боюсь, ты мне откажешь…
– О! Ты еще помнишь о том кошмарном спотыкаче? – Она хихикнула. – Вы все валились с двух порций, а Матильде было хоть бы хны!
Еще бы, ведь именно она изобрела сей коктейль. В состав его входило три ингредиента: красное вино, гранатовый сок и медицинский спирт. Крепость «Кровавой Матильды» зашкаливала за шестьдесят градусов, но пилась она удивительно легко, поэтому фирменный коктейль хозяйки притона пользовался огромным спросом.
– Давай тогда водочки? – предложила Мадам, отставляя фужеры в сторону. – С лимончиком?
– Отлично!
Мила жестом бывалого бармена разлила водку по стопкам, поставила их на поднос, поднесла к столу.
– Щас закусь какую-нибудь организуем.
– Не стоит – я не голоден…
– Я тоже, но поклевать чего-нибудь можно… – Она сделала ладоши рупором и гаркнула: – Катя!
На зов тут же примчалась хорошенькая кореянка.
– Что у тебя есть из поесть? – взяла быка за рога Мадам.
– Спаржа. Куриные желудки. Хе.
– Я ж тебя просила: не готовь ты столько корейских закусок, у гостей от них изжога.
– Но ведь жрут!
– Жрут, потому что я им вру, будто острое хорошо влияет на потенцию…
– Врите дальше, потому что ваши русские блины я готовить не умею.
– А что умеешь?
– Спаржу, куриные желудки, хе! – Катя широко улыбнулась и добавила: – Еще могу сделать бутерброды.
– Иди делай. И побыстрее, – по-военному четко отдала приказ хозяйка.
– Есть! – в тон ей ответила Катя, развернулась на пятках и промаршировала на кухню, высоко поднимая стройные ножки.
– Артистка! – улыбнулась Мадам. – Но хе готовит обалденно… А блины я могу и в кафе «Бонапарт» заказать – мы все там берем…
– Выпьем? – Базиль приблизил свою стопку к ее стопке. – За самую красивую, удачливую, страстную женщину на свете! За тебя, Милашка Зингер!
– И за тебя!
Они чокнулись, выпили, обменялись парочкой комплиментов. Мадам перенесла бутылку со стойки на столик, разлила по второй. Тут и Катя подоспела со своими наспех сварганенными бутербродами.
Мадам и Базиль опрокинули еще по одной стопке. Пила Милка с видимым удовольствием, но без страсти и азарта, значит, не спилась, как большинство ее коллег, что делает ей честь.