«Оружие! Не фига себе! – ахнула про себя Марго. – Откуда Багира взяла его и зачем он Жизели?»
Ни на тот, ни на другой вопрос ответа не было. Найти их Марго тоже не надеялась, потому что гадать без толку, а спрашивать боязно…
В то время, когда Марго играла сама с собой в вопросы-ответы, Багира вызволила платок из плена молнии, Жизель вернула пистолет в сумку, и обе покинули гостиную, направившись к входной двери.
Марго тут же отлипла от окна, но не легла, а устремилась к другому – большому, из которого просматривалось крыльцо, она собиралась открыть форточку и послушать, о чем заговорщицы будут беседовать за пределами «Экзотика»… Она не сомневалась, что им есть что обсудить…
Марго, как всегда, ошиблась – Жизель с Багирой сказали друг другу лишь «Пока», после чего загрузились каждая в свою машину: первая в черный «Форд-Фокус», вторая в темно-синюю «десятку». Спустя несколько секунд они покинули стоянку «Экзотика».
Что ж, значит, не судьба Маргоше узнать, зачем Жизели понадобился пистолет. Ну и ладно. Меньше знаешь, крепче спишь! Тем более ей и без этого так много известно, что бессонница обеспечена…
Усевшись на подоконник, Марго выглянула на улицу. На стоянке осталась лишь машина Венеры – Сашка отогнал свою «девятку» в сервис, а Мадам одолжила «мерина» одному из клиентов, чтоб тот добрался до дома с комфортом. Значит, все девочки уже разъехались, только Валя задерживается, наверняка, доедает на кухне остатки сегодняшнего десерта…
На сей раз Марго угадала правильно: через пять минут на крыльце показалась Венера с огромным куском шоколадного торта в руке. Она откусывала от него гигантские куски и, не жуя, глотала. Марго хотела ее окликнуть, но тут в Венериной сумке затрезвонил мобильник, и она, вытащив его, поднесла к уху со словами «Я вас слушаю».
Звонивший что-то долго говорил, а Венера хмурилась. Наконец, она не выдержала и гаркнула: «Все ты врешь! Я знаю, что это ты!». Собеседник стал ей что-то объяснять, но Венера вновь перебила: «Че ты мне паришь? Вы с Афкой трахались, я видела… Нет, не сам процесс… Но как два дня назад она втихаря хватала тебя за разные места – да! Признаешь, значит? А че именно щас? Я ж у тебя полчаса назад спрашивала, а ты, глядя мне в глаза: „нет, не знаю, не ведаю, это поклеп и провокация“… Она опять замолчала, слушая, что ей говорят, затем гаркнула: „Если я расскажу об этом ментам, ты не отвертишься! Их очень интересует, с кем Афродита-покойница кувыркалась в нерабочее время… Ну раз у тебя совесть чиста, чего тогда пристаешь? Звонишь, деньги свои тратишь?“. Ей что-то коротко ответили, и ответ Венеру рассмешил, она захохотала, а, отсмеявшись, воскликнула: „Теперь, значит, хочешь договориться? Очко заиграло? Что ж, хорошо… Что ты можешь предложить мне за молчание?.. О! Неужели? Ну это стоит обсудить…“. Она еще раз хохотнула и, не отрывая трубки от уха, направилась к своему джипу.
«Сегодня, лапа моя. Сегодня. Я совершенно не хочу спать!» – это были последние слова, которые услышала Марго. Проговорив их, Венера забралась в салон своего авто, хлопнула дверкой и отъехала.
«Уф! – выдохнула Марго, когда джип скрылся за воротами. – Ну и дела! Сплошные тайны мадридского двора! Даже не знаешь, что и думать…»
Марго сползла с подоконника, плюхнулась на кровать. Интересно, с кем Венера сейчас разговаривала? Ясно, что с кем-то из «Экзотика», но с кем? Кто из девушек был Афиной любовницей? Багира, Далила, Ева? Или Жизель, с которой Афа состояла когда-то в любовной связи? Быть может, их чувства вспыхнули с новой силой? Нет, пожалуй, не она… Афродита всегда говорила, что если расставаться, то расставаться навсегда… Черт, кто же из троих? Стоп, а почему из троих? Ведь есть еще Черная Мамба, есть Катя, Мадам… Нет, Мадам исключается: ей Венера не посмела бы «тыкать», к тому же хозяйка никогда не питала слабости к женщинам – ее слабостью были здоровые молодые самцы… Тогда из второго списка осталось еще две кандидатуры: кореянка и африканка. Что ж, и та и другая подходят на роль сексуальной партнерши Афродиты – она любила все экзотическое, яркое, иноземное. Значит, пятеро…
И на кого из пяти поставить?
День третий
Рабочий четверг старшего следователя Голушко начался с дежавю.
Он завтракал в своем кабинете, когда дверь приоткрылась, и в проеме показалась раскрасневшаяся от быстрого бега физиономия Лехи Смирнова.
– Сало ешь? – задал он до боли знакомый вопрос.
– Сыр. Я не ем сало, сколько раз повто…
– А у нас трупак свежий… Сейчас выезжаем. Если поторопишься…
– То успею с вами.
– Потому что бензина…
– Выдали на один рейс! – Митрофан задумчиво дожевал последний кусок сыра и пробормотал: – Когда-то я все это уже слышал…
– Давай короче, Митя! Только нас все ждут.
– Чей труп?
– Женский.
– Его обнаружила соседка? – подозрительно спросил Митрофан.
– Соседка.
– Сверху?
– А ты откуда знаешь?
– Тело до подбородка прикрыто простыней?
– Точно так!
– И неизвестно, каким образом женщину умертвили?
– Почему, неизвестно – известно. Застрелили. Соседка оказалась бабкой любопытной – приспустила простынку, чтоб посмотреть… Увидела в груди две огнестрельные раны…
– Она может отличить огнестрельную рану от ножевой?
– Бабка войну прошла. Партизанила. Ран, как ты сам понимаешь, навидалась всяких…
Митрофан вышел из-за стола, быстро ополоснул руки, стряхнул с усов крошки и, взяв со спинки стула ветровку, направился к двери.
– Куда едем? – поинтересовался он, запирая кабинет. – Надеюсь не…
– Не! – С полуслова понял его Леха. – Это покойница жила в рабочем районе. В обычном доме из панельных блоков.
– Это радует!
Радоваться Митрофан перестал сразу, как только приехал на место преступления.
Потому что картина, которая предстала перед ним, была до боли знакомой.
На огромной кровати, переделанной из двух типовых полуторок, лежала женщина. Руки вытянуты вдоль туловища, ноги выпрямлены, волосы нимбом, тело до подбородка прикрыто простыней (не шелковой, а бязевой, но тоже красивой: с золотым шитьем), по которой расплылись два кровавых пятна…
Дежавю, мать его!
– Знакомая картинка, а? – озвучил мысли Митрофана старший опер Леха Смирнов. – Только в прошлый раз натурщица покрасивее была…
Да уж! Та не столько на покойницу походила, сколько на спящую летаргическим сном принцессу, а эта… Рот так широко открыт, что виден толстый язык, одно веко опущено, второе поднято, будто мертвая женщина подмигивает мухам, которые ползают по ее лицу.