Марго пошла еще дальше: взгромоздила на кровать пуф, затем влезла сама. Взявшись за картину двумя руками, она потянула ее вверх, потом на себя и вниз. Сняла со стены, обхватила одной рукой, прижала к животу. Аккуратно, держась свободной рукой за высокую спинку кровати, слезла. Положив картину лицом вниз, Марго придирчиво осмотрела заднюю поверхность корпуса. Никакого намека на запор или защелку – цельная поверхность без единого шва, только в самом верху приделана металлическая петелька, благодаря которой картина держалась на стене.

Марго приподняла картину, потрясла. Тишина. Неужели ошиблась?

Нет, не могла! Предчувствие подсказывает, что внутри этой картины что-то есть…

«Возьму ее с собой, – решила Марго. – Базиль посмотрит и обязательно сообразит, как ее вскрыть… А сейчас надо найти подходящую по размеру сумку».

Она отодвинула створку шкафа-купе, заглянула внутрь. Все пространство было занято вешалками! Чего на них только не было: платья, сарафаны, брюки, куртки, кардиганы, на одной висело восемь блузок одного фасона, но разных цветов, на другой гирлянды топов, на третьей несколько слоев юбок! А на дне шкафа лежал отличный чемодан на колесиках. Марго наклонилась, чтобы вытащить его, но тут услышала какой-то звук…

Не понимая, откуда он идет, она обернулась и прислушалась.

Вдруг входная дверь, которая хорошо просматривалась из комнаты, так как их отделял друг от друга лишь коридор, приоткрылась…

Значит, звук, который слышала Марго, издавал замок, когда его отпирали.

Сердце в груди Марго не просто екнуло – бухнуло, как ядро, выпущенное из пушки. Кто там пришел? Зачем? Где взял ключ?

Она сделала шаг назад, тихо толкнула дверь. Она с приглушенным шуршанием закрылась, и Марго осталась в шкафу.

Отличное английское качество шкафа не позволяло посмотреть через щель, кто же вошел в квартиру – щелей в нем не было, но Марго приложила ухо к двери, чтобы послушать: вдруг человек будет говорить сам с собой или звонить кому-то…

Несколько секунд она слушала тишину. Потом раздались шаги. Сначала тихие, отдаленные, потом более громкие…

Человек вошел в комнату!

Постоял немного, наверное, осматривался, потом двинулся к кровати – Марго услышала, как он задел ногой пуфик. Она ждала, что он выругается, но человек молчал. Слышно было только, как его обувь поскрипывает при ходьбе.

Постояв какое-то время без движения, человек шумно развернулся и быстрым шагом направился к шкафу: раньше звук был такой: скри-и-ип-скри-и-и-п! Теперь: скрип-скрип! И он приближался!

Марго вжалась в заднюю стенку шкафа, затаила дыхание.

Только бы не открыл, только бы не открыл, – беззвучно шептала она.

Но он открыл!

Сначала скрип стал нестерпимо громким, затем оборвался.

Дверь, вжикнув, отъехала.

Марго вскрикнула и закрыла глаза.

Митрофан

С кожаной курткой подмышкой Митрофан вошел в рабочий кабинет Смирнова. В это время кроме самого старшего опера там никого не было – все были на выезде, и только Леха просиживал стул, ожидая прихода Голушко.

– Явился, наконец! – обрадовался он, увидев старшего следователя на пороге кабинета. – А я уже собирался тебя разыскивать…

– Привет, – поздоровался с ним Митрофан. – Как дела?

– На букву «х», не подумай, что хорошо…

– Что так?

– Теща к нам жить переезжает. Говорит, что плохо себя чувствует и боится умереть в одиночестве…

– Она тяжело больна?

– Да. Воспалением хитрости! – Леха в сердцах махнул рукой. – Ладно, не будем о грустном! – Он протянул руку к своей куртке. – Давай сюда… – Взял, повесил ее на вешалку. – Ну что скажешь хорошего?

– А ты?

– Так нечестно, я первый спросил.

– Результаты экспертизы готовы.

– Я это уже понял по твоей важной физии…

– Отгадай имя.

– Ставлю на кореянку.

– Мимо.

– Но горячо или холодно?

– Под «горячо» ты кого подразумеваешь?

– Негритянку.

– Тогда холодно. Но вообще-то тепло.

– Это как?

– Вот если бы ты назвал брата-азиата…

– Это он?

– Тогда было бы горячо.

– Не понял.

– Записку написал мужчина. А если конкретно, то охранник «Экзотика» Александр Сергеев.

– Во блин! – выдохнул Леха, вытаращив глаза. – Так он что… с ней того?

– Не обязательно. Но что они общались довольно тесно, это очевидно…

– Вот так Саня, вот так сукин сын! – Смирнов щелкнул пальцами. – И алиби у него нет.

– Есть, Леша. Хлипкое, но есть… Охранник кафе «Бонапарт» уверяет, что Сергеев выходил ночью из ворот «Экзотика», но гораздо позже контрольного времени… Где-то в районе пяти часов… К тому времени Афродита уже была мертва.

– А что ты скажешь на это? – Леха красивым жестом выложил на стол письмо-факс, судя по гладкости, полученный совсем недавно. – Это ответ на мой запрос из Владимирской колонии.

– Что там?

– Красавчик-то наш экзотический из тюряги освободился полгода назад… Я как его отпечатки в картотеке нашел, сразу запросик отправил… И вот, посмотри…

Митрофан пробежал глазами факс. С удивлением узнал, что Александр Сергеев отсидел пять лет за предумышленное убийство своей жены – застрелил ее из ревности. Потом труп закопал в саду их общего дома.

– Никогда бы не подумал, что этот херувим способен на предумышленное убийство, – протянул Голушко. – Такой невинный с виду…

– Да хрен с ней, с его невинностью. Ты дальше читай, – он ткнул пальцем в следующий абзац. – Сидел вместе с Моцартом. Поддерживал с ним дружеские отношения.

– Не нравится мне эта формулировка… Что значит «дружеские»?

– Я тебе скажу, что значит! – Леха сделал несколько движений бедрами, что по его разумению должно было символизировать половой акт. – Это значит, Санечка был любимой женой Моцарта!

– Ты сам это придумал?

– Сам.

– Поздравляю – у тебя богатая фантазия…

– А ты подумай, какая дружба может связывать молодого ревнивца-убивца с пожилым вором в законе?

– Я уже подумал, и, похоже, знаю ответ, – Митрофан уселся за стол, достал из кобуры пистолет, положил на него свои большие красные ладони, похлопал по нему пальцами. – Моцарт поручил парню убить Афродиту…