Это видящие мир в черно-белых цветах Ловцы были злом, безжалостно стремящимся к своей Утопии и переступающим через любого на своем пути.
У нее перехватило дыхание.
«Даже сейчас я воображаю тебя обнаженной» заставил он себя продолжать. «Твоя кожа раскраснелась, соски затвердели, влага капает меж твоих бедер»
Задыхаясь, она закрыла глаза.
«Прекрати. Пожалуйста»
«Ты до боли желаешь мужского прикосновения, не так ли милая?» Как там, черт возьми, ее зовут?
Парис никогда не запоминал имен. Он мог трахнуть женщину только раз, потому такой потребности не возникало. Кроме того он не хотел выкрикнуть не то имя в порыве страсти. Почему-то женщины воспринимали это как оскорбление.
«Поди сюда. Позволь мне дать тебе то, в чем ты нуждаешься»
«Это неправильно» выдохнула она, но ступила ближе к нему.
Цепи держали надежно, так что он не мог потянуться к ней. Должен будет убедить ее сделать все самой.
«Я так хочу тебя. Моя плоть изголодалась по тебе. Только по тебе одной»
У Сиенны выступила гусиная кожа.
Ее окрашенное возбуждением лицо было почти прекрасным. Длинные ресницы, самые длинные из когда-либо виденных ним, и пушистые как павлиний хвост.
«Прикоснись к своим грудям вместо меня. Они жаждут прикосновения»
Она несмело потянулась и выполнила его приказ. С губ сорвался новый вздох.
«Ох»
«Хорошо. Это хорошо»
«Я…я…»
Не давай ей времени на раздумья. Но наблюдая за ней, он терял концентрацию.
«Расстегни штаны и запусти ручку в трусики. Прикоснись к своему клитору. Распространи влагу вокруг»
Она начала было делать, что он сказал, но ее рука замерла на плоском животике.
«Я не могу. Я не должна»
«Можешь. Должна. Ты хочешь, ты же знаешь это сама. Ты ощутишь такое удовольствие»
«Нет, я…» она тряхнула головой, ужас сверкнул в ее глазах, словно она пробиралась сквозь паутину его слов до своего мозга.
Растерянность и удивление охватили его. Она не должна была быть способной сопротивляться ему.
«Твой клитор кричит о твоем прикосновении… сладкая. Но если тебе не хочется трогать себя, иди сюда и я буду лизать тебя. Я буду лизать тебя до тех пор, пока ты не закричишь»
Она шла к нему, в то время как он говорил все это. Он облегченно выдохнул.
Почти что.
«Еще чуть-чуть, милая. Еще немного ближе»
Однако перед тем как подойти к нему вплотную, чтобы он смог стащить одежки и погрузиться языком внутрь горячих ножен – он бы отказался довести ее до оргазма пока она не сядет верхом на его член – девушка снова замерла.
«Ты называешь меня сладкая и милая»
«Потому что такой ты и есть. Так я не могу достать до тебя» сказал он, стараясь не взвыть. «Еще чуток поближе» повторил он. «Я так сильно нуждаюсь в тебе»
«Как меня зовут?» Она говорила довольно уравновешенно.
Он стиснул зубы, и паника овладела ним.
«Разве это имеет значение? Ты хочешь меня, а я хочу тебя»
Она нахмурилась и попятилась от него.
«Ты даже не знаешь моего имени, а все-таки хочешь со мною спать?»
«О, поверь, я не буду спать»
«Меня предупреждали не доверять тебе. Меня предупреждали не связываться с тобой»
Паника нарастала, а надежда таяла на глазах.
«Сладкая, давай…»
«Заткнись!» Хмурясь, она потерла виски. «Не знаю, как ты это делаешь со мною, склоняешь к подобному, да и плевать мне на это сейчас. Но больше никогда – никогда! – не делай этого или я не буду ожидать ларца, а сама прибью тебя»
Она зашагала прочь, открыла решетчатую дверь и захлопнула ее собой, закрывая его внутри. Одного.
Чтобы он слабел. Зараза.
Мэддокс нес поднос с едой в подземелье. Он ненавидел то, что Аэрон должен быть заперт подобным образом, но как и у остальных воинов у него не было другого решения. Когда-то Аэрон обладал самой сильной волей среди всех них. Неистовый, но преданный, как и Люциен сурово держащий себя в руках, и такой же переменчивый, каким ранее был Мэддокс.
Вспоминая это, Мэддокс хихикнул. Они любили устраивать спарринги, он и Аэрон, и провели много времени, оттачивая свое мастерство друг на друге. Когда Мэддокс терял контроль над своим демоном, на выручку ему всегда приходил Аэрон. Теперь последний лишь обликом напоминал прежнего Аэрона. Дикий, грубый, исполненный ненависти.
Заполучи Аэрон свободу – он тут же убьет четырех невинных женщин по приказу богов. А убей он их – он уже никогда не оправится от этой жажды крови. С самого начала Аэрон знал, что, отняв невинные жизни, он шагнет за грань.
Мэддокс знал, каково ему.
Он сам убил Пандору через миг после совмещения с демоном Насилия. И провел несчетные века, расплачиваясь за это: его убивали тем же самым способом – наносили шесть адских ран в живот. Только в отличие от несчастной Пандоры он всегда просыпался на следующее утро со знанием того, что должен умереть опять.
Но Эшлин спасла его. Во всех смыслах этого слова. Она наконец-то придала его жизни смысл. Сейчас эта бесценная женщина носила его ребенка.
Как обычно при этой мысли сердце его защемило, а в животе похолодело. Каким он будет отцом? Он уже любил малыша, зная, что будет защищать того, даже если его убьют и ему придется с боем выбираться из ада.
Он желал таких же семейных уз для Аэрона. Любви, отпущения. Свободы. Пока что тот был полностью поглощен жаждой крови. Ему нельзя было находиться возле воинов – его друзей и собратьев, тем более возле смертных женщин. Так что Мэддокс не знал, как Аэрону найти женщину, что пленит его.
Едва он спустился по ступенькам в подземелье, дурное предчувствие шевельнулось в груди. Грохота когтей по решеткам слышно не было. Первый раз за недели звуки проклятий не отражались от стен. Стояла жуткая тишина. Он поставил поднос на пол и поспешил вперед.
Когда Мэддокс достигнул Аэроновой камеры, его накрыла волна первобытного страха. Решетка была раскрыта.
Аэрон сбежал.
Выполняя роль стража, Рейес прохаживался по замшелому периметру притихшего и зловещего Римского храма, пока его товарищи разыскивали подсказки про Неназываемых. Поскольку Люциен и остальные уже знали, откуда начинать поиск артефактов, то команда Сабина занималась сбором информации о Титанах: их слабостях, их врагах.
Несмотря на то, что храм был погребен на дне морском, оставшиеся стены все еще были запятнаны кровью, а сами они были сложены из человеческих костей. Однако воинам не удавалось хоть что-нибудь отыскать. Не сработали даже их кровавые подношения на алтарь. В сотый раз Рейес гадал, как же выглядел этот храм во времена своего расцвета. Порой он мог поклясться, что слыхал вопли, пробивающиеся сквозь свист ветра.