– А селедка? – я слегка растерялся, озаботясь состоянием нескольких миллионов отнерестившихся особей.
– Жизнь нашего, законно выбранного президента, дороже, – наставительно ответил голос специального представителя. – А селедочка ваша сама доплывет. Мы уже проконсультировались с лучшими учеными селедочниками мира. Со своей стороны мы обязуемся обеспечить охрану косяка всеми возможными средствами. Кубинские власти согласились помочь нам и выделили для сопровождения двести спасательных шлюпок.
– Ладно, уговорили, – отказывайся, не отказывайся, а все равно работать придется. – Но учтите, если мы возьмемся за это дело, то должны получить самые широкие полномочия. Сами понимаете, мы не какие-то там командос-шмандос, а высокообразованные спасатели подразделения "000". Ерундой не занимаемся.
С той стороны специальный представитель зажал микрофон и с кем-то посовещался.
– Мы согласны. Все подробности узнаете на месте. Когда вас ждать?
– Да вот прямо сейчас и выезжаем, – ответил я, протягиваясь к кнопке общего сбора. – А ехать-то куда?
Специальный представитель объяснил, как добраться до "домика, покрашенного белой краской" и отключился.
– Что скажешь, Милашка?
– Чувствуют мои топки, что ожидает нас тяжелая работа и казенный дом. Тревогу тревожить, или так соберетесь?
– Нечего раньше времени панику сеять. Американские граждане и так после всех революций психованные. Эмансипированное прошлое так просто не успокаивается. Прием! Командир вызывает команду спецмашины подразделения "000" за номером тринадцать.
– Второй номер на связи.
– Мм.
– Собирайте манатки. У нас вызов. Категория сложности… предположим, второй степени.
На мониторах было видно, как Боб переводит универсальную кашеварку в автоматический режим. Месяца два агрегат проработает автономно, потом, когда закончатся подносы или погаснут топки, само ликвидируется. Правильный поступок. За заботу о голодающем население благодарность, за разбазаривание подотчетной техники выговор.
Первым занял штатное место Герасим. Добрался на автопилоте до спального отсека, рухнул на кровать и мгновенно включился в работу. Тоже правильно, хватит бездельничать.
– Второй номер в кабине, – Боб плюхнулся в жалобно скрипнувшее кресло. – Куда едем, командир?
– Президента твоего спасать.
– В Россию? – восторженно всплеснул руками второй номер. Он давно уже мечтал побывать на своей новой исторической родине.
– Дурак, – сказал я, стаскивая с шеи ключ зажигания. – Что нашего президента охранять? Там и без нас охранников хватает. Муха не сядет. Да и нет дураков связываться. К местному президенту поедем. Вон, вызов прислал. Шестой во втором ряду монитор.
Пока я накручивал зажигание спецмашины, Роберт Клинроуз ознакомился с координатами вызова.
– А я знаю этот домик, – похвалился он. – Я, когда еще был американским подданным, там демонстрации протеста устраивал.
Боб завел нескончаемую песню про свои оппозиционные подвиги. Про то, как он с плакатом у того дома сидел, как по мостовой индюшек своих водил, как протестами всех достал, выражая негодование против эмансипации и женского правительства. Если янкеля слушать, выходило, что революции только по его вине происходили.
– … и тогда грянула революция, – закруглился Боб, залезая в личный сейф пакеты с кукурузными хлопьями пересчитать.
Милашка, коротко повизгивая изъятым в свое время у браконьеров свистком против рыбнадзора, подкатила к невысокому, всего в пару этажей, домику.
– Часом не ошиблась? – я разглядывал в перископ убогое здание с некрасивым куполом. Нет, не может президент обитать в таком захолустье.
– Исторически сложившееся место, – пояснила Милашка под утвердительное кивание второго номера. – Вы, командор, тоже не в высотке новомодной живете. В халупе четырехэтажной.
– Но, но! – прикрикнул я на разговорившуюся технику. – Это не дом, а дача. К тому же бывший столичный театр. Ты хоть знаешь, во сколько мне одни гранитные колонны обошлись? Я уж не говорю о конной скульптурной группе на фронтоне.
– Куда уж нам, неумытым, – захихикала Милашка, – вместе, командор, ядерные брикеты из неприкосновенных запасов на чугунных лошадок меняли. Или забыли?
– Молчание в кабине! – прервал я посторонние разговоры и углубился в более тщательное изучение жилища нынешнего президента молодой революционной республики.
Оградка хиленькая. На воротах всего один полк охраны. В патрулях еще три. Вооружены плохонько. Обувка стопталась совсем. Да и на фуфайки давно пора новые липучки пришить. Нет! С такой охраной нельзя быть спокойным за собственную жизнь. Тем более за жизнь президента.
– Все знают, что делать? Действуем по штатному расписанию за номером… Милашка, какой номер? Впрочем, не важно. Все и так должны знать, как действовать в подобных случаях.
По частому морганию Боба и усилившемуся храпу Герасима я понял, что никто ничего и ни черта не знает. Значит будут сидеть в свободное время в Малашкиной библиотеке и изучать от корки до корки инструкции.
– Подъезжаем к воротам. Только без резких поворотов, Милашка. По глазам вижу, охрана некормленая. А страшней голодного солдата ничего нет.
Встретивший нас американский офицер в лихо сдвинутом на затылок берете-мурзилке, оказался из наших, прикормленных. С гуманитарным УПСом на шее. Замахал руками, требуя притормозить. Спецмашина подразделения "000" выполнила остановку безукоризненно. Ворота, правда, снесла напрочь, но на это офицер внимания не обратил. Не видел потому что.
– Документы, товарищ…, – сказал офицер с непонятными для меня знаками различия. Какие-то ромбики на воротнике. Я внутренне был готов к проверкам и с помощью второго номера быстренько скинул под ноги офицера чемодан с документами. Все, начиная от запаянного в титан пенсионного удостоверения и завершая талоном техосмотра спецмашины. Но офицер отпрыгнул от рухнувшего рядом чемодана: – … Документы, товарищ майор, не нужны. Вас уже ждут. Прямо по дорожке до подъезда.
Пока второй номер корячился с документацией, возвращая чемодан обратно в кабину, я выяснил точное направление. И как только Боб задвинул двухсот килограммовый ящик с ручками в положенное место, я выяснил все.
– Прямо по дорожке до подъезда.
Проехав мимо почетного караула, отдав честь подозрительным людям с больными ушами, мы замерли у совсем небольших дверей. Деревянных. Без шлюзов.
– Кто такие? – спросил я у второго номера, кивая на странных ребят, в большом количестве разгуливающих по внутреннему дворику президентского дома. – Почему все время в ушах ковыряются, или это у вас так, в Америке, принято?
– Личная охрана товарища американского президента, – предположил Боб.
– Тогда почему в драных трениках и потных майках? И оружия не видать.