Шантарам | Страница: 117

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

В мрачном молчании мы смотрели вслед Сандипу Джиоти с его ассистентом. Все мы испытывали страх.

Казим Али Хусейн взял ситуацию под свой контроль. Свой дом он объявил штабом по борьбе с эпидемией. Там собралось около двадцати жителей поселка, чтобы составить план действий. Холера имеет водное происхождение. Бактерия попадает с водой в тонкий кишечник и вызывает лихорадку, рвоту и понос, в результате которых происходит обезвоживание организма и человек умирает. Мы решили произвести обеззараживание воды, начиная с общей цистерны и кончая каждым ведром и горшком во всех семи тысячах хижин. Достав огромную пачку денег толщиной с колено, Казим Али передал ее Джонни Сигару, велев купить на них таблетки для очистки воды и прочие необходимые лекарства.

Из-за дождей в поселке образовалось множество луж и ручейков, которые тоже служили средой, где размножались бактерии. Было решено вырыть во всех ключевых точках на территории поселка неглубокие траншеи и наполнить их дезинфицирующим раствором. Каждый человек, проходящий мимо, должен был пройти по этой траншее, погрузившись по щиколотку в раствор. Кроме того, решили расставить повсюду пластмассовые ведра для отходов и снабдить каждую семью антисептическим мылом, а в чайных и закусочных устроить походные кухни, где готовили бы прокипяченные и проваренные блюда и стерилизовали бы посуду. Была организована бригада, которая должна была вывозить умерших на тележках в больничный морг. В мою задачу входило проследить за употреблением соляного раствора и в случае необходимости приготовить его самостоятельно.

Намеченные мероприятия представляли собой нелегкую и трудоемкую задачу, но все собравшиеся единогласно поддержали их. В экстремальных, критических ситуациях людям свойственно проявлять свои лучшие качества, которые в спокойные и благополучные моменты обычно глубоко запрятаны. Наши добродетели формируются несчастьями, которые мы переживаем. Но я вступил в борьбу с холерой, движимый не столько добродетелью, сколько стыдом. Моя соседка Радха находилась в тяжелом состоянии в течение двух дней перед смертью, а я даже не знал об этом. У меня было чувство, что мое тщеславие и самомнение тоже послужили причиной распространения болезни. Конечно, я понимал, что эпидемия разразилась не потому, что я что-то сделал или чего-то не сделал, она рано или поздно охватила бы трущобы независимо от меня. Тем не менее, я не мог отделаться от ощущения, что мое самодовольство сделало меня соучастником несчастья.

Всего неделю назад я отпраздновал выпивкой с танцами тот факт, что за целый день никто из жителей трущоб ко мне не обратился. Ни одна женщина, ни один мужчина, ни один ребенок не нуждались в моей помощи. Если девять месяцев назад, когда открылась моя клиника, ко мне стояли очереди в несколько сотен человек, то теперь не было никого. И я пил с Прабакером в этот день, торжествуя, будто это я излечил весь поселок от недугов и болезней. Теперь же, когда я спешил по размокшим дорожкам от одного больного к другому, это торжество не могло не казаться мне тщеславным и глупым. Меня грызло также чувство вины перед Радхой: она умирала, а я в это время, заведя полезное знакомство с туристами, отмечал это событие в их пятизвездочном отеле; она металась и извивалась от боли на сыром земляном полу, а я заказывал в номер закуски и мороженое.

Я поспешил в свою клинику. Вокруг было пусто. Прабакер ухаживал за Парвати. Джонни Сигар во главе своей команды разыскивал умерших и вывозил их тела. Только Джитендра сидел на земле возле своей хижины, закрыв лицо руками и отдавшись своему горю. Я поручил ему закупить кое-какие лекарства и поискать в аптеках соли для раствора. Он медленно побрел в сторону улицы, а я глядел ему вслед, охваченный беспокойством за него и еще большим – за его сына Сатиша, который тоже заболел. И тут я увидел, что ко мне направляется какая-то женщина. Прежде чем я успел разглядеть, кто это, сердце уже подсказало мне: Карла.

На ней был костюм «салвар камиз» – самое красивое одеяние в мире после сари. Костюм был цвета зеленой морской волны: длинное платье темного оттенка, шаровары, стянутые у щиколоток, – более светлого. На шею она повязала желтый шарф, концы которого, переливавшиеся целой палитрой оттенков, спускались по индийской моде вдоль спины. Черные волосы были туго стянуты назад и завязаны узлом на затылке. Благодаря этой прическе еще больше выделялись ее глаза – зеленые, как вода в мелкой лагуне, где медленные волны тихо плещут на золотом песке, – а также черные брови и рот идеальной формы. Губы ее напоминали мягкие очертания барханов в пустыне на закате дня или пенистые гребни набегающих на берег и сталкивающихся друг с другом волн, или сложенные в любовном танце крылья птиц. Она приближалась ко мне по кривому закоулку, как штормовой ветер, гуляющий в кронах деревьев на берегу.

– Что ты здесь делаешь?

– Уроки хороших манер пошли тебе на пользу, я вижу, – протянула она в типично американской манере и, выгнув бровь, саркастически усмехнулась.

– У нас холера.

– Я знаю. Дидье сказал мне – он встретил одного из твоих здешних друзей.

– Так зачем же ты пришла?

– Я пришла помочь тебе.

– Помочь? В чем? – простонал я раздраженно, так как беспокоился за нее.

– В том, что ты делаешь. Я хочу помочь своим ближним. Разве ты не этим здесь занимаешься?

– Уходи. Тебе нельзя оставаться. Здесь слишком опасно. Люди погибают один за другим, и неизвестно, что будет дальше.

– Я никуда не уйду, – спокойно заявила она, решительно глядя на меня. Ее большие глаза горели неукротимым зеленым пламенем. Никогда еще она не была так прекрасна. – Мне не безразлично, что с тобой происходит, и я хочу быть рядом. Чем мне заняться?

– Это смешно! – вздохнул я, беспомощно взъерошив рукой свои волосы. – Это просто-напросто глупо.

– Послшай, – сказала она с удивившей меня широкой улыбкой. – Почему ты думаешь, что только тебе надо спасать свою душу? Просто спокойно скажи, что мне делать.

Помощь мне действительно была нужна – и не только конкретная, по ухаживанию за больными, но и психологическая, которая позволила бы мне справиться с сомнениями, страхом и стыдом, сдавливавшими мне горло и грудь. У храбрости есть любопытная черта, придающая ей особую ценность. Черта эта заключается в том, что гораздо легче быть храбрым, когда надо выручать кого-то другого, чем в тех случаях, когда надо спасать себя самого. И к тому же я ведь любил Карлу. В то время как я пытался прогнать ее ради ее безопасности, мое неуемное сердце, призвав на помощь мои глаза, умоляло ее остаться.

– Ну, дел тут хватает. Только, ради бога, будь осторожна. И при первом же подозрении, что у тебя… не все в порядке, ты прыгаешь в такси и отправляешься к моему знакомому доктору Хамиду. Договорились?

Она протянула мне свою длинную тонкую руку. Рукопожатие было крепким и уверенным.

– Договорились, – сказала она. – С чего начнем?

Мы начали с обхода трущоб, навещая больных и раздавая им упаковки с солевым раствором. К этому моменту уже больше сотни людей проявляли симптомы холеры, и у половины из них болезнь зашла далеко. Мы не могли задерживаться у каждого больше, чем на несколько минут, и все равно обход занял у нас двадцать часов. Все это время мы не прерывали работы, питаясь лишь бульоном и сладким чаем из стерилизованных чашек. Только вечером следующего дня мы впервые имели возможность съесть что-то горячее. Хотя мы устали до чертиков, мы заставили себя проглотить роти и овощи. Подкрепив свои силы таким образом, мы отправились по второму кругу, заходя к наиболее тяжелым больным.