Уильям выбежал наружу. К седлу Хуга Секиры было привязано оружие, за которое он и получил свое прозвище.
— Дай-ка мне твою секиру, — крикнул ему Уильям. Хуг повиновался.
Уильям снова бросился внутрь и принялся неистово крушить опоры.
Ему доставляло огромную радость чувствовать, как лезвие боевого топора вонзается в бревна мельницы, которую в надежде обмануть своего господина с такой любовью строили крестьяне. «Теперь они уже не будут смеяться надо мной», — злорадствовал он.
Вошел Уолтер и остановился, глядя на своего хозяина. Сделав глубокую зарубку на одной опоре, Уильям стал подрубать вторую. Несущая платформа второго этажа начала угрожающе дрожать.
— Принеси веревку, — приказал Уильям.
Уолтер вышел.
Уильям подрубил и две другие опоры. Наконец все было готово. Вернулся Уолтер с веревкой. Уильям привязал ее к одной из опор, затем вытянул другой конец веревки наружу и обвязал его вокруг шеи своего боевого коня.
Собравшиеся вокруг крестьяне мрачно следили за происходящим.
— Где мельник? — рявкнул Уильям.
Все еще пытаясь притвориться несправедливо обиженным, подошел мельник.
— Гервас, — приказал Уильям, — свяжи его и брось внутрь.
Мельник рванулся прочь, но Жильбер поставил ему подножку, а затем уселся на него верхом. Гервас скрутил кожаными ремнями руки и ноги несчастного, и двое рыцарей потащили его к мельнице. Мельник начал вырываться и просить пощады.
В этот момент из толпы вышел один из крестьян и закричал:
— Вы не имеете права делать это! Это убийство! Даже лордам не позволено убивать людей.
— Если ты еще раз откроешь рот, — ткнув в него трясущимся пальцем, прорычал Уильям, — то пойдешь вслед за ним.
Дерзкий крестьянин, подумав хорошенько, попятился назад.
Из мельницы вышли рыцари. Уильям тронул коня с потянувшейся за ним веревкой. Наконец она натянулась как струна.
Внутри постройки взвыл мельник. Это был вопль, от которого у присутствующих застыла в жилах кровь, вопль обреченного человека, знающего, что через несколько мгновений он будет раздавлен.
Конь вскинул голову, стараясь ослабить обвязанную вокруг шеи веревку. Уильям прикрикнул на него и ударил по крупу, заставляя могучее животное тянуть сильнее, затем обернулся к своим рыцарям:
— Вы тоже хватайтесь за веревку!
Все четверо бросились исполнять приказание. В толпе раздавались возмущенные голоса, но крестьяне были слишком напуганы, чтобы вмешаться. Артур стоял в стороне, в глазах у него была тоска.
Крики мельника стали еще пронзительней. Уильям представил, какой ужас охватил этого человека, ожидающего своей страшной смерти. «Ни один из этих подлых крестьян не забудет теперь месть Хамлеев», — подумал он.
Опора затрещала и наконец с грохотом обломилась. Конь рванулся вперед, и рыцари отпустили веревку. Угол крыши провис. Женщины заголосили. Деревянная стена задрожала, вопль мельника перешел в визг, второй этаж со страшным треском начал проваливаться, визг внезапно оборвался, и земля содрогнулась от упавшего на нее жернова. Затем повалились стены, крыша осела, и через минуту от мельницы осталась лишь куча дров с лежащим под ней мертвецом.
Настроение Уильяма улучшилось.
Несколько крестьян подбежали к развалинам и стали неистово растаскивать обломки. Если они надеялись, что мельник еще жив, то их ждало разочарование. Его тело представляло ужасное зрелище. Ну и замечательно!
Оглядевшись, Уильям заметил розовощекую девушку с таким же розовощеким малышом, стоящую позади толпы и словно старающуюся остаться незамеченной. Он вспомнил, как бородатый мужик — должно быть, ее отец — гнал ее с глаз долой. Уильям решил, прежде чем покинуть эту деревню, дознаться, в чем тут дело. Он пальцем поманил ее к себе. Она оглянулась, надеясь, что он зовет кого-то еще.
— Ты, ты, — сказал Уильям. — Подойди.
Бородатый мужик увидал ее и что-то гневно забормотал.
— Кто твой муж, ведьма? — заговорил с ней Уильям.
— У нее нет му… — начал было ее отец, но опоздал.
— Эдмунд, — успела сказать девушка.
— Так ты замужем! А отца твоего как зовут?
— Мое имя Теобальд, — проговорил чернобородый.
Уильям повернулся к Артуру:
— Теобальд — свободный гражданин?
— Он крепостной, милорд.
— А когда дочь крепостного выходит замуж, разве это не право господина, как ее хозяина, провести с ней первую брачную ночь?
Артур был потрясен.
— Милорд! Да этот первобытный обычай уже давным-давно не соблюдается!
— Верно, — кивнул Уильям. — Вместо этого отец должен заплатить выкуп. Сколько нам заплатил Теобальд?
— Он еще не заплатил, милорд, но…
— Еще не заплатил! А у нее уже пузатый, розовощекий карапуз!
— У нас не было денег, господин, — оправдывался Теобальд, — а у нее родился от Эдмунда ребенок, и они хотели обвенчаться, но я могу заплатить сейчас, ведь мы только что собрали урожай.
Уильям улыбнулся девушке.
— Дай-ка мне посмотреть твоего малыша.
Трясясь от страха, она широко раскрытыми глазами уставилась на него.
— Подойди. Дай мне его.
Хоть ей и было страшно, однако заставить себя отдать своего ребенка она не могла. Уильям подошел сам и осторожно взял на руки младенца. В ее глазах застыл ужас, но она не противилась.
Ребенок пронзительно заплакал. Уильям с минуту подержал его, затем схватил за ножки и резким движением, что было силы, подбросил вверх.
Девушка издала леденящий душу вопль, неотрывно глядя на кувыркающегося в воздухе младенца.
Растопырив руки, вперед рванулся Теобальд, пытаясь поймать внука.
Пока девушка, задрав вверх голову, вопила, Уильям схватил ее за вырез платья и разорвал его. У нее было розовое округлое молодое тело.
Теобальд благополучно поймал ребенка.
Девушка повернулась и собралась бежать, но Уильям схватил ее и швырнул на землю.
Теобальд передал малыша одной из стоявших в толпе женщин и взглянул на Уильяма.
— Поскольку мне не предоставили право первой ночи и не заплатили выкуп, я возьму то, что мне полагается, сейчас, — заявил Хамлей.
Теобальд метнулся к нему.
Уильям достал меч.
Теобальд остановился.
Уильям посмотрел на лежащую на земле, пытающуюся прикрыть руками свою наготу девушку. Ее страх возбуждал его.
— А после меня — мои рыцари, — осклабился он.
За три года Кингсбридж изменился до неузнаваемости.