— Я никогда не думала, что может быть так хорошо.
Джек закрыл глаза, словно боялся упустить свое счастье. Его движения стали более ритмичными, и, откликаясь на них, по ее чреслам побежали волны наслаждения. Всякий раз, когда их тела сливались, до Алины долетали ее собственные восторженные стоны. Джек немного опустился, теперь он грудью касался ее сосков, и она чувствовала горячее дыхание. Ногти ее вцепились ему в спину, а стоны перешли в крики. Ей захотелось поцеловать Джека; она запустила пальцы в его волосы, притянула его к себе и целовала в губы долгим поцелуем: их языки встретились, и она задвигала своим быстрее и быстрее. Теперь, когда его член заполнил ее лоно, а ее язык проник в его рот, она чувствовала себя на вершине блаженства. Сильный спазм сотряс ее тело, и она издала пронзительный радостный крик. Алина открыла глаза, посмотрела в глаза Джеку, произнесла его имя, а потом новая волна подхватила ее и понесла… Тело Джека содрогнулось, с его губ тоже сорвался крик, и внутри у нее горячим потоком разлилась лава и потекла по ней, воспламеняя и унося снова и снова к высотам наслаждения, пока наконец эти ощущения не стали угасать; нега овладела ею, и она провалилась в небытие.
Возвращение было медленным; не осталось сил ни двигаться, ни говорить. Алина почувствовала только, как тело Джека опустилось на нее всей своей тяжестью: его худенькие бедра легли на ее бедра, плоская грудь давила на ее нежные груди, ртом он прижался к ее уху, а пальцы сомкнулись в ее волосах. Где-то на островке сознания мелькнула мысль: вот так оно и должно быть между мужчиной и женщиной; вот почему об этом столько говорят; вот почему мужья и жены так любят друг друга.
Дыхание Джека стало ровным, тело расслабилось, и он… заснул.
Алина повернула к нему лицо и поцеловала его. Ей было приятно лежать под ним, она хотела, чтобы он так и оставался на ней, спящим… навсегда.
И тут она вспомнила…
Ведь сегодня — день ее свадьбы.
Боже милостивый, подумала она, что же я наделала?
И заплакала.
Джек тут же проснулся.
И стал нежно целовать слезы на ее щеках.
— О, Джек, я хочу быть твоей женой, — сказала Алина.
— Так давай поженимся. — В его голосе звучало искреннее довольство.
Он не понял ее, и это было хуже всего.
— Нет, мы не можем. — Слезы снова хлынули из ее глаз.
— Но после всего?..
— Я знаю…
— После всего, что было, ты должна стать моей женой!
— Мы не можем пожениться, — сказала она. — Я потеряла все свое состояние, да и у тебя ничего нет.
Джек поднялся на локте.
— У меня есть мои руки, — горячо сказал он. — Я лучший каменотес в округе.
— Тебя прогнали со строительства…
— Ну и что? Я найду работу где у годно.
Алина покачала головой.
— Это еще не все. Я должна подумать о Ричарде.
— Зачем?! — с возмущением сказал он. — При чем здесь Ричард? Он сам может о себе позаботиться.
Внезапно Джек показался ей совсем мальчишкой. Алина сразу вспомнила, что он на пять лет моложе ее. И он все еще верит в то, что имеет право на счастье, подумала она.
— Я дала клятву отцу, когда он умирал, что буду заботиться о Ричарде до тех пор, пока он не получит графство Ширинг.
— Но этого можно ждать сотни лет!
— Клятва есть клятва.
Джек был в замешательстве. Он скатился на солому. Его обмякший член покинул свое пристанище, и Алина с болью ощутила эту утрату. «Я больше никогда не почувствую его в себе», — с горечью подумала она.
— Это несправедливо. Клятва — это всего лишь слова. Она ничто по сравнению с тем, что есть между нами. Это настоящее. Ты и я. — Он посмотрел на ее груди и рукой стал теребить барашек ее волос внизу живота. Алина почувствовала боль, как от удара плеткой, и поморщилась. Джек убрал руку.
Еще мгновение — и с ее губ готовы были сорваться слова: «Да, я согласна, давай убежим вместе!», и, если бы он продолжал свои ласки, она, может быть, произнесла бы их, но разум вернулся к ней, и она сказала:
— Я выйду замуж за Альфреда.
— Но это же нелепо.
— Это единственный выход.
Джек не сводил с нее глаз:
— Я не верю тебе.
— Это правда.
— Я не могу оставить тебя. Не могу, не могу. — Голос его сорвался, и он всхлипнул.
Мысленно она спорила сама с собой, убеждала себя, как если бы, приговаривая, пыталась убедить Джека.
— Зачем нарушать обещание, данное отцу, чтобы дать брачный обет тебе? Если я нарушу первую клятву, вторая не будет ничего стоить, — наконец сказала она.
— Мне нет дела до твоих клятв. Я просто хочу, чтобы мы всегда были вместе и могли заниматься любовью, когда нам этого захочется.
«Так смотрят на брак все восемнадцатилетние», — подумала Алина, но промолчала. Если бы только она была свободна, она бы с радостью согласилась.
— Я не вольна распоряжаться собой, — с грустью сказала она. — Видно, мне не судьба.
— То, что ты делаешь… неправильно. Это от лукавого. Отказаться от своего счастья — это все равно что швырять в океан драгоценные камни. Это хуже, чем любой грех.
Неожиданно Алину поразило: а ведь ее мама, наверное, согласилась бы с его словами. «Что это вдруг на меня нашло?» — подумала она и тут же отбросила эти мысли.
— Я никогда бы не смогла стать счастливой, если бы жила с сознанием того, что нарушила обещание, данное отцу.
— Ты больше думаешь о своем отце и брате, чем обо мне. — Джек впервые был дерзким.
— Не в этом дело…
— А в чем же?
Джеку просто хотелось поспорить; она же была совершенно серьезной.
— Я думаю, все дело в том, что моя клятва отцу гораздо важнее для меня, чем моя любовь к тебе.
— Вот как? — сказал он недоверчиво. — На самом деле?
— Да, — ответила она скрепя сердце, и голос ее звучал как похоронный звон.
— Тогда говорить больше не о чем.
— Я хотела только сказать… Прости.
Джек встал. Он повернулся к ней спиной и поднял с пола нижнюю рубашку. Алина смотрела на его стройное, хрупкое тело, на ноги в рыжих курчавых волосках. Джек быстро надел рубашку и тунику, натянул рейтузы, носки и влез в башмаки. Все закончилось очень быстро.
— Ты будешь страшно несчастной, — сказал он, стараясь казаться злым, но это ему плохо удавалось: в голосе звучали нотки сострадания и жалости.
— Я уже несчастна, — ответила Алина. — Скажи по крайней мере, что ты… уважаешь меня за мое решение.