— Это интересное предложение, — произнесла она медленно. — Правда, я предпочла бы остаться не при артанском дворе, а где-то по ту сторону перевала. На своем клочке земли, со своим дворцом и своими людьми...
Посол улыбнулся, взгляд стал хозяйским.
— Я думаю, правитель Боевых Топоров пойдет на это.
— Я должна подумать.
— Царевна, — голос его стал предостерегающим, — это у меня много времени, Но не у тебя!.. Ты уверена, что переживешь сегодняшнюю ночь?
Она поднялась, давая понять, что разговор закончен. Посол поднялся тоже. Несколько мгновений смотрели глаза в глаза, затем посол нехотя поклонился. Светлана как можно спокойнее пожала плечами:
— Кто из нас уверен в завтрашнем дне?
В голосе посла сквозило раздражение:
— Царевна! Дюжина людей ждет тебя за воротами замка. Переоденут, уже завтра будешь за перевалом. Никакая погоня не достанет — кони в нашей стране самые быстрые на свете!
— Я подумаю, — ответила Светлана медленно холодеющим голосом.
Взгляд ее стал строже, но в темных глазах посла были злость, разочарование и насмешка. Светлана ощутила как по спине побежал холодок. Посол не выказал неповиновения или опасности, но он ясно навязывал ей свою волю, и она не знала, как поступить.
Мрак зевнул, показав страшное жерло, красное как пламя, поднялся и пошел вдоль стены, обнюхивая углы. Посол еще еще боролся взглядом с царевной, уже ее лицо дрогнуло, в нем начали проступать страх и растерянность, но Мрак в это время подошел к послу сзади, задрал заднюю лапу. Тот запоздало обнаружил, что его роскошный халат потяжелел, стал горячим и очень мокрым. Он оглянулся, отпрыгнул в испуге:
— Этот... этот зверь намочил мою одежду!
Царевна с удовольствием засмеялась. Голос ее был как серебристый колокольчик:
— Он вас всего лишь наметил. Теперь он вас запомнит.
Посол с отвращением оттопырил двумя пальцами полу халата:
— Я его... тоже запомню.
— Эй-эй, — сказала царевна предостерегающе. — Не обижайте мою бедную собачку.
В его темных глазах плеснула ярость:
— Бедную?
— И жалобную. И добрую. Посмотрите какие у него глаза!
Мрак повернул голову, давая возможность посмотреть в свои глаза. Заодно показал и клыки. Посол в самом деле увидел и понял насколько тот добрый. Догадался без труда, что добрая собачка думает о нем на самом деле.
— Царевна, — сказал он, отступая с поклоном, — я вынужден удалиться... Мне надо сменить одежду. Это здесь такие запахи, что я мог бы и не менять... гм... но артанцев с детства приучают к чистоте! А ты пока подумай над моими словами.
Когда он ушел, Светлана смеяться перестала. Очень серьезно посмотрела на волка:
— Странно... Ведь ты еще ничего не метил!
В сопровождении волка Светлана спустилась в Золотую Палату. Пир продолжался, хотя половина мест за столами опустела. Волк, которого она назвала Мраком, посмотрел на нее вопросительно. Светлана прошептала горько:
— И ты заметил? Они разбрелись по дворцу.
Волк потерся о ее ногу. Светлана почесала за оттопыренным ухом, мохнатым и теплым, объяснила:
— Присматриваются, где моя стража. Это может произойти сегодня ночью.
Горный Волк и Руд сидели за одним столом. Лица были злые, спорили ожесточенно. Рядом с Рудом сидел Голик, что-то доказывал с жаром, дергал за рукав, а в глаза Горного Волка заглядывал искательно.
Светлана передернула плечами. Лицо постельничьего не понравилось, обычное лисье выражение уступило место жадному нетерпению.
— Боги, — вырвалось у нее тихо, — а мне и поспорить не с кем! Уже с волком говорю...
Волк лизнул ей руку. За столами подняли головы, смотрели с вопросительной враждебностью. Горный Волк помахал рукой, взревел зычно:
— Царевна! Хромай сюда. Здесь еще осталось вино.
Руд и даже Голик ухмылялись. Светлана ощутила как щеки заливает смертельная бледность. Хищники уже сговорились?
Ровным голосом она произнесла:
— Я прощаюсь с вами до завтра. А вы, дорогие гости, продолжайте честной пир.
Кто-то крикнул что-то вслед, но Светлана сделала усилие, чтобы не услышать. Доброго не скажут, а отвечать на обиды сил нет.
Слезы брызнули, когда переступила порог своих покоев. Яна бросилась раздевать, руки тряслись, сама взревела в голос, жалея добрую царевну. Волк лизал руки, Светлана обхватила его большую голову, прижала к груди, ее слезы падали ему на широкий лоб.
— Один ты у меня защитник...
От волка сильно пахло зеленью, живицей и почему-то муравьиной кислотой. От его тела шло мощное животное тепло, но он вздрагивал, косил на нее большим глазом, в котором желтизна быстро уступала кроваво-красному пламени.
— Иди, Яна, — велела она.
— Царевна, — сказала Яна, — дозволь остаться в твоих покоях. Тревожно что-то мне.
— Иди к себе, — велела Светлана уже строже. — Если услышишь шум, то запрись и не выходи. Поняла?
Яна упрямо покачала головой:
— Нет. Сюда могут ворваться плохие люди.
— А ты меня защитишь? — спросила Светлана с горькой улыбкой. — Иди. Иначе и ты погибнешь. Но сперва тебя испакостят... Иди! Я так велю.
Яна с недовольным вздохом удалилась в свою каморку. Светлана прислушалась, но щелчка засова не услышала. Верная служанка явно решила провести ночь без сна, стеречь ее сон.
— Бедолажка, — прошептала Светлана. — В таких делах слуги гибнут первыми.
Она забралась в постель, натянула одеяло до подбородка. Светильники наполняли спальню легким запахом благовоний. Все окна, кроме одного, плотно заперты ставнями, а самое маленькое, перегорожено прутьями так плотно, что не пролезет и кулак. Оттуда струился густой теплый воздух ночи, который к утру станет чистым до прозрачности. Но доживет ли она до утра?
Волк покрутился, выбирая место, понюхал, а когда лег, грохнул костями так, будто устроился не на толстой медвежьей шкуре, а на голых досках. Она слышала как он вздохнул, поерзал, почесался.
За толстой стеной словно бы кто-то скребся, потом ненадолго затихло, а когда зашуршало снова, то звук был странным и пугающим, будто кто-то грыз камень, как жук-древоточец грызет мебель.