Глаза Рогдая округлились. Он с недоумением взглянул на Светлану. Та предостерегающе поднесла палец к губам:
— Тихо... Сюда идут. Но я знаю, чей этот пояс.
— В том все и дело, — пробормотал Рогдай. Он непонимающе покосился на торчащие прутья в окне. Тот, кто выворотил их, обладает звериной силой. А кто залез по веревке на крышу, еще и храбростью. — я тоже знаю... гм... или думал, что знаю.
Кто-то поднимался наверх, ругаясь во весь голос. Рогдай сунул пояс за пазуху. По голосу узнали Руда, за ним едва поспевали сопящие воины в медвежьих шкурах. Доспехи на Руде были погнуты, а головы двух воинов перевязаны окровавленными тряпицами.
Светлана, лучезарно улыбаясь, воскликнула счастливо:
— О, воевода Руд!.. Ты чудесно выглядишь. Как никогда! Добро ли почивалось?
— Царевна, — прохрипел Руд, — я хочу знать, что происходит во дворце...
Светлана покосилась на Рогдая и служанку, воскликнула:
— Как хорошо, что ты пришел!.. Я уже хотела посылать за тобой. Здесь ночью были пьяные вои Горного Волка... Шумели, а потом куда-то исчезли. Как ты думаешь? Ни один вниз не спускался, мои бы служанки заметили...
Руд заорал, краснея от гнева:
— Да какое мне дело...
Он осекся. Светлана проследила за его взглядом. Руд, не отрываясь, смотрел на развороченное окно. Светлана тоже посмотрела, спросила с недоумением:
— Не повыбрасывались же из окна?
Руд, не отвечая, взобрался на подоконник и, стоя в проеме согнувшись в три погибели, осторожно выглянул. Все видели как дернулась его спина, потом донесся срывающийся от гнева голос, что перешел в рев:
— Там... веревка!.. Туда... наверх... на крышу!
Он полез, пятясь, обратно. Лицо его было красным как у вареного рака. Глаза вылезали из орбит, голос дрожал от ярости:
— По крыше можно перебежать на ту сторону... а там влезть в окно, где были убиты мои люди!
— В самом деле? — удивилась Светлана. — Ах, почему эти горцы такие... нехорошие?
В полдень на прием попросилась Медея. Светлана сжалась, мужчин боялась не так панически, как этой женщины.
— Проси, — сказала она сразу осевшим голосом.
Дверь распахнулась тут же, Медея вошла в сопровождении двух поляниц. Светлана с трудом заставила себя милостиво улыбнуться. Она уже сидела на троне, у ног лежал огромный черный волк. У дальней стены застыли двое стражей.
Медея чуть склонила голову в поклоне, и Светлана первой сказала сладким голоском:
— Как почивалось отважному вождю степей?
Это было слабо прикрытое оскорбление, и Медея опустила ресницы, давая понять что все поняла. Но лишь колыхнула мощной грудью, мол, она больше женщина, чем изнеженная царевна, не знающая солнечного света, и ответила сдержанно:
— Я пришла попрощаться. Мы возвращаемся.
— Так внезапно? — удивилась Светлана, хотя от счастья едва не подпрыгнула с визгом. — Мы плохо принимаем? Иль мед наш горек, аль вино не сладкое? Аль наши дворовые девки не даются... гм... что не так?
— Странные дела творятся ночью, — процедила Медея. — Мы проще себя чувствуем под звездным небом. А эти стены нас давят.
Светлана вскинула тонкие брови:
— Да? А я слышала, что только твои девки... э-э... отважные воины и в целости. Я имею в виду, что ни один не погиб.
Медея метнула на нее ненавидящий взор. Царевна говорит о ее воинах так, как будто считает мужиками.
— Да, ни одна не погибла. Но эти дурни, Горный Волк и Руд, решили, что это мы их по ночам... как баранов!
Светлана поинтересовалась шепотом, даже наклонилась заинтересовано:
— А как вы их на самом деле?
Медея отпрянула, несколько мгновений прожигала ее взором. Резко повернулась, пошла к двери. Обе воительницы деревянно шагали следом. Спины их были широки, перевиты мускулами. На мгновение Светлане остро захотелось хоть раз пройтись вот так с обнаженной спиной и голыми до колен ногами.
На пороге Медея обернулась:
— Я-то понимаю, что это кто-то из твоих людей. И даже могла бы выяснить... Но я не хочу подвергать опасности моих девочек.
Дверь за ней захлопнулась. Светлана сняла тесный башмачок, с наслаждением пошевелила слипшимися пальцами. Волк лизнул подошву, Светлана счастливо засмеялась. Язык был волнующе ласковым.
Она еще разминала пальцы, когда дверь с треском распахнулась. Руд ворвался, пышущий яростью. Он был в том же доспехе, но шлем сидел криво, из-под него выглядывала окровавленная повязка. Лицо вождя было смертельно бледным, как от сильной потери крови, щека часто дергалась. Он сильно хромал, а правая рука бессильно висела вдоль тела.
— О, достойный Руд, — пропела Светлана. — Как я рада тебя видеть! Правда, рада.
Руд прохрипел:
— Царевна...
Голос его прервался. Светлана кивнула:
— О, можешь не благодарить. Правда, мы сделали все, чтоб вам было удобно. Если бы не ваше ночное нападение на людей Горного Волка... Я хотела сказать, если бы не ваши странные выяснения сил таким мужским образом! Ну, почему-то ночью, тайком...
Руд взревел страшным голосом:
— Да будь здесь все проклято! Мы не нападали на Горного Волка. Но что здесь творится, я не понимаю. И мои люди уже готовят коней в дорогу.
Сердце Светланы подпрыгнуло, но тут же ухнуло в ледяную пропасть. Кровь застыла в жилах. Неживым голосом спросила:
— Остается... только Горный Волк?
Руд оскалил зубы в злой усмешке, и стало видно свежие обломки передних зубов. Десны распухли и кровоточили.
— Остался бы... но мы с ним заключили соглашение.
— Какое?
— Уезжаем вместе.
Светлана кивнула, боясь поверить неслыханному счастью. В чем бы соглашение не заключалось, это все-таки отсрочка смертного приговора.
— Что ж, — сказала она с лицемерным сожалением, — надеюсь, ты будешь в добром здравии и прибудешь на мой зов... когда понадобишься.
Руд стиснул челюсти, передернулся от боли. Лицо из бледного стало желтым.
— Надейся, — сказал он. — Мы станем воинским станом за рекой. И там на военном совете решим, как поступить верно. Кого выберем на трон, под того знамена и встанем.