Мрак поправил палицу за плечом, его шаг был скор, направился прямо через россыпь острых глыб. Напрямик, где конь не пройдет. Из мешка выкарабкалась толстая жаба и, усевшись на правом плече, уставилась на Додона мутным взором. Додон проводил их долгим взглядом, пустил коней вниз в долину.
Мрак бежал через россыпь вздыбленных камней, когда внезапный рев потряс скалы. Он отшатнулся, бросился под защиту стены. По земле пробежала гигантская тень, пахнуло мощным порывом ветра. Шерсть Мрака на затылке поднялась дыбом.
Он оглядывался, пытаясь найти какую-то щель, когда небо застлало нечто огромное и темное. Змей чудовищных размеров падал, растопырив крылья, прямо на него.
Мрак упал, перекатился, спрятался за камень. В руках сама по себе очутилась палица. Змей обрушился в трех шагах. Под ногами качнулось, загудело. С гор сорвались валуны, покатились, подгребая мелочь. Змей тяжело пошел на Мрака, бухая в землю лапами так, что подскакивали валуны.
За спиной была сплошная скала, укрыться негде. Мрак поднял палицу, приготовился к отчаянному бою. Жаба с его плеча спрыгнула вперед на камень, за которым Мрак пытался прятаться, зашипела грозно, надулась, набычилась. На спине вдоль хребта вздулись бугорки, словно прорастающий гребень.
Мрак замахнулся палицей. Змей раскрыл пасть, затем его взгляд упал на раздувающуюся перед ним крохотную жабу. Она пыжилась изо всех сил, стараясь выглядеть грозной и страшной. Даже пасть раскрыла, там дергался тонкий длинный язычок.
Мрак задержал над головой палицу. Все равно не убьет, у Змея шкура в три пальца, а голова крепче валуна, изловчиться бы по шее...
Глаза Змея удивленно смотрели на жабу. Та поместилась бы между его глаз, но все равно грозно пыжилась, разевала пасть, делала вид, что вот-вот прыгнет и сожрет с костями, чешуей и крыльями.
— Уйди, — велел Мрак вполголоса, он выбирал место для удара, Змей все ниже наклонял голову к жабе. — Вишь какие мордовороты на краже коров отъедаются! Самому, что ли...
Змей раскрыл пасть, где поместилась бы сотня жаб. Красный язык, тонкий и длинный, выметнулся как стрела. Жаба уцепилась в камень всеми четырьмя. Змей лизнул, жаба заворчала. Змей лизнул снова, наклонил голову и рассматривал жабу с живейшим интересом. Потом поднял голову и посмотрел на человека.
Мрак все еще стоял с поднятой к небу палицей. Чтобы не выглядеть глупо даже перед жабой, он прислонился к скале. Жаба что-то бурчала, переступала с ноги на ногу. Змей лизнул еще, затем, покосившись на Мрака, попятился, сел на задницу, почесал задней лапой за ухом, жутко выворачивая шею. Треск прокатился такой, будто великан ломал сухие деревья. Одна из чешуек щелкнула, содранная мощными когтями, просвистела в воздухе как сапсан, бьющий утку.
Жаба, вздыбившись на всех четырех и угрожающе выгнув спину горбиком, грозно наблюдала как Змей добрел, переваливаясь как утка, до обрыва, кинулся вниз головой. Некоторое время было тихо, потом донеслась ударная волна воздуха, еще одна — сильнее, и могучей зверь взмыл из пропасти, пошел кругами вверх, неспешно и с усилием взмахивая исполинскими крыльями.
Мрак опустил ноющие руки. Палица показалась тяжелой как Рипейские горы.
— Жабка, — позвал он, — жабунька! Ты кто?
Жаба вздохнула и опустилась на камень. Теперь она выглядела вдвое мельче, хотя и сейчас была с кулак Мрака. Пасть ее закрылась, глаза стали равнодушными. Затем села и тоже почесала задней лапой шею.
— Или ты ему родственница? — рассуждал Мрак. — Поговорили и разошлись?.. Впрочем, я тоже чешусь точно так же. И когда человеком — тоже. Но ты все-таки на него похоже больше, чем я.
Он сунул палицу в петлю перевязи, протянул руку к жабе. Та подобрала задние лапы, толкнулась мощно и точно. Мрак не успел отшатнуться, как жаба, презрительно минуя его ладонь, плюхнулась на плечо, уцепилась, залезла повыше, потопталась, умащиваясь, наконец опустилась брюхом, испустив вздох глубокого удовлетворения.
— Ладно, — проворчал Мрак, — не хошь в мешок, твое дело. Только держишь крепче.
Первым заметил одинокого всадника на горной тропке ни кто иной, как Горный Волк. Клятва Светланы отдать трон выгнала и его на поиски, как Руда, Урюпа и даже поляниц Медеи. Правда, Медее вряд ли нужна была Светлана, но с другой стороны и Горный Волк намеревался взять себе половину царства без довеска.
Горный Волк был уверен, что найдет именно он. Кто, как не он, лучше всех знает горы?
Сердце его забилось чаще. Человек, который ехал на коне, ведя другого в поводу, в пурпурной одежде, и даже отсюда видно, что ветер развевает светлые как золото пшеницы волосы.
Горный Волк пришпорил коня, заорал:
— За мной!
Гридни вскакивали на коней, полуодетые, подхватывали с земли мечи, свешиваясь на скаку. Горный Волк понесся, не слыша за спиной привычного грохота копыт.
Додон вскинул голову, вгляделся в приближающегося всадника. На лице мелькнуло облегчение пополам с беспокойством.
— Великий царь! — заорал Горный Волк. — Мы нашли тебя!.. Мы спасли тебя!
Не слезая, наклонился и обхватил Додона с такой силой, что тот едва не разбил лицо о его твердую как каменная плита грудь. Додон с трудом высвободился, недоверчиво и настороженно всматривался в брызжущее весельем лицо воителя. Именно его больше других страшился как претендента на трон.
— Благодарствую, — сказал он осторожно. — Вы поехали... по своей воле?
Горный Волк все еще держал его за плечи:
— Нам велела царевна Светлана!
— Велела?
Он все еще не верил. Горный Волк не тот человек, которому можно велеть так просто. Да еще одинокая девушка, лишенная защиты.
— Велела, — подтвердил Горный Волк. — Как она любит тебя, царь!.. Вот что значит дочерняя любовь. Ты ж ей заменил отца опосля смерти Громослава. За твое вызволение поклялась выйти замуж за освободителя и, конечно же, передать половину царства спасителю.
Додон помертвел. Вот оно что. А где половина царства, там и другая. Горный Волк не из тех, кто удовольствуется половиной.
— Великий царь, — сказал Волк, — я перебил стаи дивних зверей и горных разбойников, я побил великанов... Словом, я побил всех, кто держал тебя в плену. И освободил тебя! Ты понял меня правильно?
Царь покачал головой:
— Что ты говоришь?
Волк медленно потащил меч из ножен. Глаза его смеялись, а зубы блестели на солнце как ножи.
— Это он говорит.
Царь кивнул: