— Ты что? — огрызнулся Фарамунд. — Подожди чуть. Сейчас я... ого, какой тяжелый!.. Сейчас прибегут лекари...
Жернов откатился в сторону. Вскрикнул Вехульд, одна из стрел пробила доспехи на плече, другая воткнулась в руку.
— Дур... рак, — прохрипел Громыхало, — я умираю... Убей меня мечом... чтобы не сказали потом... что меня убила женщина...
Кровь хлынула из его рта таким бурным потоком, что залила и без того красную грудь, побежала по плитам, не успевая впитываться в щели. Глаза старого воина смотрели умоляюще.
Стиснув зубы, Фарамунд ударил гиганта мечом под левое нижнее ребро. Руку дернуло, словно зверь в глубине широкой грудной клетки ухватил лезвие зубами и пытался грызть: это лезвие достигло огромного сердца, что все еще бурно качало кровь, не понимая, почему приходит все меньше.
В глазах Громыхало он прочел любовь и благодарность. Блестящие глаза героя смотрели почти весело. Жизнь он завершал достойно и красиво...
Набежали воины, с размаха ударили окованным бревном. Дверь от страшного толчка разлетелась в щепы. В темный пролом, где тускло блестели на стенах факелы, врывались рассвирепевшие франки.
Фарамунд, стиснув зубы, все поддерживал голову старого друга. Теплая кровь бежала из ран, плиты залило. Из дома раздался пронзительный женский крик.
— Не убивать! — крикнул Фарамунд вбегающим в дом воинам. — Живыми посадим на колья!.. Я этот город... этот город...
Часом позже, шатаясь в седле от горя и ярости, он медленно ехал через Помпеум. Дома уже догорали, но черные от копоти остовы стояли нерушимо. Всюду стоял плач, крики, стоны. Всех захваченных мужчин перебили, только самых последних, спохватившись, сберегли для казни. Теперь на главной площади поставили три десятка кольев, на них корчились в жутких муках последние римляне Галлии.
С женщин сорвали одежды, согнали стадом на площадь, где в жутких муках умирали их мужья и братья. Молодых франки бросали тут же на плиты и жестоко насиловали, а если какая пыталась от бесчестья покончить с собой, той распарывали живот и с хохотом вытаскивали кишки.
На площадь выходило книгохранилище. Франки с победными песнями вытаскивали корзинами груды книг, вываливали в широкую лужу на краю площади. Один франк подобрал тяжелый молот и с мощным уханьем отбивал причинные места у мраморных статуй римских богов, утверждая тем самым торжество своих богов, могучими ударами сокрушил лица, отбил руки, а затем, разохотившись, расколол чужие идолы на блистающие осколки мрамора.
— Круши, — велел сквозь зубы Фарамунд. — Да поселятся здесь только призраки! Призраки и всякая нечисть, что прет из-под земли по ночам.
Он пустил коня вверх по широкой мраморной лестнице. Белый мрамор был залит кровью. Она уже свернулась, скатывалась коричневыми комками. Множество отвратительных мух облепляло трупы на ступеньках. Огромные двери во дворец распахнуты настежь, конь осторожно переступил через труп крупного мужчины с разрубленной головой. Фарамунд слегка нагнулся в проеме, подковы звонко застучали по мозаичному мраморному полу.
Грузный пожилой человек висел, распятый на массивном деревянном панно. На полу растекалась лужа крови. Красные струйки медленно стекали по ногам, срывались на пол крупными каплями.
Фарамунд поморщился:
— Плохой из тебя палач... Чем больше вытекает крови, тем меньше он чувствует боль.
Голос дрогнул, перед глазами встало залитое кровью лицо Громыхало. Начинающий палач буркнул:
— Может, и плохой... Да только и он уже не тот... не тот железный римлянин.
— Готов говорить?
Палач вместо ответа захватил огромными клещами палец пленника. Стоны сменились воплем. Человек вскинул голову, лицо было безобразной кровавой маской. Клочья кожи свисали на грудь, из правой щеки сквозь глубокий порез смотрели зубы.
— Что... — прошамкал он разбитым ртом. — Что вы хотите... узнать... еще?
Палач кивнул на Фарамунда:
— Есть еще вопросы у нашего рекса.
— Кто? — спросил Фарамунд. — Кто предупредил?
Голос его был резким как удар кнута. Префект дернулся:
— Я уже сказал... где мое золото... Что вам еще?
— Кто-то предупредил, — сказал Фарамунд. — Я чую! Вы уже ждали нас!
— Просто... часовые... Мы всегда...
Палач и без кивка рекса быстро захватил пальцы другой руки в клещи. Там еще оставались три целых. На этот раз, наловчившись, он зажал только ногти, заметив, что в этом случае префект вопит громче, чем когда просто откусываешь пальцы.
Префект всхлипнул, в горле забулькало. Послышался едва слышный хруст, палач отпустил раздавленную фалангу пальца, захватил другую.
— Убейте... — услышал Фарамунд слабый голос. — Убейте... Во имя Христа... Во имя ваших богов...
— Кто? — повторил Фарамунд. — Я чувствую, что кто-то предупредил. Я захватил не один бург, но никогда у меня не было столько потерь. Кто-то за это поплатится!.. Если не скажешь, то будешь умирать очень медленно... Эй, приведете лекаря!.. Я не хочу, чтобы он умер. Теперь он будет умирать оч-ч-ч-чень долго.
Префект простонал:
— Если скажу... дашь быструю смерть?
— Обещаю.
— Нас, в самом деле... предупредили...
— Кто?
— Блестящий воин...
— Имя!
— Он не говорил...
Фарамунд сказал с угрозой:
— Ты не поверишь первому встречному. Я сам мог прислать его, чтобы ты и твои люди пару ночей провели без сна... А на третью, когда вы свалитесь с ног, я бы атаковал!
Префект прошептал:
— Да... Я потребовал дока... зательств... Он сказал, что его зовут Редьярд. Он двоюродный брат... твоей жены... Он знатен...
Фарамунд кивнул палачу. Тот быстро выхватил меч. Лезвие блеснуло тускло, послышался хрип, голова префекта упала на грудь. Кровь из разрубленного горла хлынула широкой струей.
К вечеру молодых женщин разобрали, увели, так и ни не позволив одной прикрыть наготу. Старух зарубили еще в домах, а здесь на площади проткнули копьями тех, на кого не отыскалось охотников. Фарамунд знал, что уцелевших некоторое время будут тащить за войском, а потом подурневших и уже ничего не соображающих, не чувствующих, оставят на очередном привале. Возможно, привязанными к деревьям, чтобы лесному зверью не пришлось за ними долго бегать.
Тревор сбросил плащ на руки оруженосца. Ступеньки затрещали под его весом. Брунгильда выбежала навстречу. В огромных расширенных глазах был страх и жадное нетерпение.
— Ты его отыскал?
— Здравствуй, моя девочка, — ответил он. — Сейчас я собью пыль, чуть промочу горло... Ну, перекусить бы тоже не мешало...