В помещении воздух был сухой и теплый. Мирно посапывает кузнец Гнард, от очага веет сухим жаром. Угольки шуршали, пощелкивали, в трубе завывало на разные голоса. Внезапно с треском лопнуло горящее бревно, багровые угольки раскатились по земляному полу. Гнард всхрапнул, проснулся. Глаза дикие, тут же принялся сгребать багровые комочки поленом, а пламя острыми, как наконечники копий, языками уже лизало котел.
Утром Долм, старший конюх, оглядел Фарамунда с головы до ног оценивающим взглядом:
— Он еще негоден таскать бревна... но навоз убирать может. Как думаешь, хозяин?
— Бери, — согласился Свен. — Хоть он не наш, а человек Лютеции... но пусть отрабатывает хлеб...
— У меня отработает!
— Только не чересчур, — предупредил Свен. — У него раны еще не закрылись.
В голосе хозяина крепости звучала холодная заботливость хозяина о своей скотине, которую надо кормить и не доводить до того, чтобы пала.
Долм поманил Фарамунда:
— Иди сюда. Отныне жить и спать будешь здесь. В конюшне.
Из раскрытых ворот вкусно пахло свежим сеном, несло теплым навозом. Фарамунд шагнул вслед за конюхом. Кони фыркали и чесались, в полутьме их глаза блестели дружелюбно.
Долм буркнул:
— Спать будешь вон в том стойле. Пока оно свободно, но когда приведут коня, тебе придется поискать что-то еще... В куче навоза можно, ха-ха!.. По крайней мере, тепло.
С этого дня он спал на сене, вывозил навоз, чистил коней жесткой скребницей, а когда повели на перековку, помогал даже кузнецу с инструментом. Из-за того, что поселили не с людьми, а с животными, хоть и с благородными конями, его сразу зачислили в отребье. Даже этим неудачникам, что кормились самой черной работой, надо иметь кого-то для шуток и издевок, а с того дня, как заболел и помер горбатый Вапля, все ходили угрюмые и разряжались только в частых драках.
Разнесся слух, что с севера, помимо только что прошедших готов и герулов, надвинулись еще неведомые народы. Не грабители, а идут всем племенем, все сжигая на пути, убивая даже женщин и детей, что значило: ищут новое место для поселения. За конными отрядами тянется видимо-невидимо повозок, где прячутся женщины и дети, а следом гонят свой скот и захваченные стада.
Тревор все же готовился при первой же возможности покинуть крепость Свена. Больше всего настаивал Редьярд: бесился при виде хозяйских взглядов, которые Свен все чаще бросал на Лютецию. В крепости уже знали, что гости вот-вот покинут крепость. В кузнице перековывали коней, в оружейной работали дни и ночи, заново подгоняя доспехи, оружие. Тщательнее всего готовили подаренную Свеном старую повозку. Тревор не хотел, чтобы развалилась в тяжкой дороге, или движение задерживалось из-за частых поломок.
Самые неспокойные кони давали ему расчесывать себе гривы, преспокойно позволяли брать за задние ноги и рассматривать приколоченные подковы. Он завозил на большой одноколесной тачке овес, вывозил навоз, поил и скреб их жесткими щетками.
Женщины бурга во главе с Фелицией, женой Свена, вечерами обычно пряли на втором этаже, на галерее, все старались сесть поближе к перилам, можно посматривать, кто куда идет и что несет. Когда руки круглые сутки заняты пряжей, все станет интересным, даже курица, пьющая воду или бредущая вдоль забора свинья.
Лютеция присоединилась к ним уже на второй день. Прялка в ее руках вертелась быстро, нить никогда не рвалась, среди девушек бурга она сразу засияла как редкий драгоценный камешек.
Лютеция заметила, что наибольшее оживление всякий раз вызывает новый конюх. Вывозил ли он навоз или же толкал перед собой тачку с мешками зерна, здесь на веранде ахали и восторженно вскрикивали. В самом деле, широкая мускулистая спина отсюда сверху видна особенно эффектно. Каждый мускул, каждая мышца прорисовываются четко, рельефно, черные волосы прячут шею, падая на плечи, а руки словно обвиты сытыми змеями.
Фелиция по-хозяйски наклонилась над перилами, взгляд ее голубых глаз был задумчив.
— Мне все кажется, я его где-то видела...
— Где? — вырвалось у Лютеции.
— Сейчас припомню... Вот эта фигура... Именно это лицо...
— Ну-ну!
Хозяйка покачала головой, на лице отразилось разочарование:
— Вспомнила... Когда-то меня маленькой взяли на римскую виллу. Там у входа, я хорошо помню... Да, у самого входа я наткнулась на статую их бога! Не помню, какого. У них они все мускулистые, с красивыми телами. Так вот этот конюх... гм... как будто с него лепили ту статую. Точнее, вырубили. У них все статуи из белого мрамора.
Служанки захихикали. Фелиция прикрикнула, их пальцы быстрее забегали по шерстяной нити, но девушки то и дело поглядывали во двор.
Клотильда хитро взглянула на Лютецию. Голосок служанки стал таинственным:
— Госпожа, а как вы думаете?
— О чем?
— Ну, — сказала Клотильда смущенно. Хозяйка не обязана думать об этом конюхе, как простая служанка. — Кто этот человек... Что с ним случилось? Неужто, в самом деле, можно так стукнуть по голове, что череп цел, а вся память оттуда вылетит?
Лютеция сказала холодновато:
— Не знаю, я не воин. Я бы скорее предположила, что какая-то женщина ему настолько вскружила голову, что он ее потерял вовсе.
— Женщину? — не поняла Клотильда
— Женщину, глупенькая. А голову... Голову потерял свою. И свой разум.
— А такое бывает? — воскликнула Клотильда.
— Дядя рассказывал... — голос Лютеции стал тихим, глаза заволокло мечтательной дымкой. — Бывает любовь... Тогда человек бросает все... что у него есть, снимает свои одежды правителя...
— Даже правителя?
— Не перебивай! Так интереснее.
— Молчу-молчу. С одеждами правителя — да, интереснее.
— Снимает одежды и уходит в дальние страны.
— Дальние страны... Как интересно! Это мы — дальние страны? Рассказывайте, госпожа, рассказывайте!..
Но Лютеция спохватилась, лицо стало строгим и надменным. Клотильда поспешно уткнулась в работу.
Долм осмотрел коней с одобрением, кивнул:
— Говорят, не помнишь, кем был?
— Не помню.
— Так я тебе скажу, — сказал Долм.
— Кем?
— Хорошим конюхом, — заявил Долм. — Ты знаешь, как смотреть за ними. Я тебя даже не учил, как замазывать трещины в копытах, ты сам додумался. Или знал?
Фарамунд призадумался, но в черепе оставалось пусто как на пепелище.
— Не помню. Ничего не помню!
Долм смотрел оценивающе, даже отступил на шаг, чтобы оглядеть странного человека с головы до ног. А чтобы посмотреть на его плечи, отступить надо было обязательно, да еще и повернуть голову сперва в одну сторону, потом в другую.