«Ты можешь отстраняться от страданий мира, это тебе разрешается и соответствует твоей природе, но, быть может, как раз это отстранение и есть единственное страдание, которого ты мог бы избежать».
Франц Кафка
...
«Я напитана Словами и путешествиями. Сочувствием к людям и верой, что все не напрасно. Благодарностью и удивлением. Любовью к учению и ожиданием чуда!
Если говорить о своей писательской судьбе, я счастлива, что могу писать, что мечты сбываются. До этого надо было дожить. Потому что мечты-то осуществляются сами собой, а не тогда, когда нам кажется, что вот сейчас давай, вот сегодня позарез нужно. Все будет. Только сначала надо кому-то невидимому доказать, что тебе это действительно нужно».
Галина Артемьева
– Теперь один. Теперь навсегда – так. Любить больше не получится – это ясно. А без любви – чего ради? Да и любить – чего ради? Любить – это всегда быть под прицелом. Ты бросаешь оружие и остаешься, как в дурном сне, голым и бессильным.
Надо суметь существовать в одиночку. Цели определять под себя, планы строить – ради себя. Умеют же так люди! И вот этому надо учить, как самому главному. Чтоб совсем не зависеть от других.
Люди научились обеспечивать себя материальными средствами к существованию. А вот душе вечно надо к кому-то прилепиться и делить свой свет и свои радости с кем-то. Без этого, считается, счастья нет. А с этим? Cколько горя, когда найдешь, к кому прилепиться душой, а тебя предадут и постараются растоптать, как никчемное насекомое? Наверное, иначе между людьми не получается. Раньше получалось, да. А теперь не получается. И пора признать этот факт как данность.
* * *
Иван стоял на голове. Обычно эта стойка надежно избавляла от ненужных мыслей. Но мысли о необходимости учиться одиночеству не проходили. Значит, нужные.
– Ладно, так и будет. Один – значит сильный тыл, покой, тишина, мирный труд на свое же благо, – решил Иван.
Он медленно встал на ноги. Вернулся в исходное положение.
Обычный человеческий удел. Рыпаешься, рыпаешься, стоишь на ушах ради очередной иллюзии, а потом – извольте возвращаться в исходное положение! И оцените его! Этот покой, устойчивость, надежность.
Тогда чего рыпался, спрашивается?
Ладно, чего там. Вся жизнь – рывки, движение, стремления, надежды. Только вот жаль, что потом приходится стоять на голове, чтобы вытрясти из нее прах разбитых надежд.
Иван улыбнулся. Нет, все же голове явно помогло ощутить на себе весь груз тела, которое она возглавляет. Мрачные мысли ушли.
В семь утра он уже вышел из душа и, вполне довольный жизнью, заваривал себе крепкий черный чай с лимоном, как в раннем детстве приучил его прадедка, самый важный человек в его судьбе. И просыпаться рано Иван научился благодаря прадедке.
Эх, был бы он сейчас рядом…
Все детство – от младенчества до позднего отрочества – самым близким и важным человеком для Ивана был его прадед. Прабабушку он почти не помнил, хотя она жила до его четырех лет. Родители, а также дед с бабкой были людьми молодыми и деятельными. Они любили ребенка, но взращивать, передавать ему свое понимание жизни и опыт собственных раздумий были не приспособлены. Они мчались по жизни галопом, от успеха к успеху, от свершения к свершению, от одного проекта к другому. Ребенком занимался прадед. То есть кормили мальчика, конечно, женщины, они же обстирывали, купали. Это само собой. Но кто помнит, в подробностях, про кормежку и купание, если только не связано это с каким-то ужасом, страхом и подобным переживанием? Зато рассказы любящего человека врезаются в память навеки. И живешь ты с этими рассказами и переданным тебе опытом с желанием передать его другому человеку, от тебя уже рожденному.
Долгие годы своей трудовой жизни прадедка был врачом-хирургом, настоящим врачом, исцелявшим благодаря глубоким знаниям, редкостному чутью, твердой руке, отличному зрению и решимости бороться за жизнь больного, чего бы это ни стоило. На пенсию он вышел поздно, но мог бы и еще работать. Однако решил, что надо успеть многое передать Ванечке, чтоб не рос, как сорная трава.
Зимой все семейство жило в городе, в одной просторной квартире, а в апреле до октября перебирались на дачу. Работающим членам семьи приходилось в дачный период дольше добираться до работы. Но в семье имелась машина, так что никаких особых трагедий никто не переживал: собирались по утрам и вместе ехали, без пробок, во что сейчас и поверить просто невозможно. А после работы тоже собирались в условленном месте и возвращались. И потом сидели в беседке у клумбы, говорили кто о чем, пили чай из самовара, слушали, как изливает любовное томление соловей или кукует кукушка. Допоздна обычно сидели, до самой темноты, которая спускалась почти в полночь.
До этого времени Ваня никогда не дотягивал. Хотя всегда вызывался сидеть вместе со взрослыми за самоваром, вслушиваясь в их речи. Никто его не прогонял. Он сам засыпал почти сразу, как заканчивался ужин, часов в восемь вечера. Папа относил его в кровать, но этого он совсем не чувствовал и всегда удивлялся, проснувшись: как это – уснул за столом в беседке, а проснулся у себя в детской? И не почувствовал ничего.
* * *
А засыпал он так рано не случайно. Ведь летом прадедка будил его в четыре часа – утра. Это прадедка говорил: «Четыре утра». А мама и бабушка ворчали: «В четыре ночи поднимать ребенка!»
– Как в Библии сказано? «Ходите, пока есть свет»… Работайте, пока есть свет, особенно свет утренний! Утром все живое просыпается, – отвечал прадедка. Цветы утренние во сколько открываются? В четыре утра! Это самое здоровое время! Календула просыпается в четыре утра, а человек дрыхнет! Потому что сам себя растлевает, сам себе потворствует. С первым светом надо вставать! Иначе самое интересное пропустишь!
Кому же хотелось пропустить самое интересное? Конечно, Ваня вскакивал, быстро умывался, одевался, и шли они с дедом смотреть на настоящую жизнь. Так Ваня и думал долго-долго, что настоящая жизнь – это рассветная прохлада, небо, меняющее свои краски, капельки росы, как драгоценные камушки, на бархатных листочках, на травке. Смотреть можно, а унести нельзя. Ваня пробовал, и не раз. Возьмешь на палец переливающуюся, блестящую капельку, а она растекается, просто вода остается – и все.
– Вот так вся наша жизнь, – посмеивался прадедка, – смотреть можно сколько угодно, а с собой не утащишь. Поэтому самое главное что? Успеть налюбоваться! Надышаться! Наслушаться!
Они вместе слушали, как начинают пробуждаться птицы. Птицы были самые молодцы: они просыпались и тут же принимались радоваться новому утру, пели песенки, дразнились, перекрикивались. Прадедка вел мальчика в лес через огромный колышущийся луг с нежными, тонко пахнущими цветами на высоких стеблях. Луг казался зеленым морем. За ним виднелось голубеющее небо.