Изгой | Страница: 58

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Да. В Гелонии в одном знатном семействе есть одна непорочная девушка редкой красоты... Звездами предначертано, что ей суждено дать потомство великих тцаров, потрясателей Вселенной, знатных полководцев, что раздвинут пределы своих стран от моря и до моря... Я трижды проверял все карты! Все верно — слова богов... даже не богов, а того, что движет даже богами, слова судьбы звучат для врагов обрекающе, а для нас обнадеживающе: Дивия, так зовут эту девушку, родит от Колоксаева сына двух сыновей-героев, что дадут начало двум великим народам, а от них пойдут величайшие правители, полководцы, завоеватели...

Олег внимательно следил за его лицом. Спросил внезапно:

— Твою дочь зовут Дивией?

Окоем вздрогнул, брови изумленно поползли вверх. Оторопело посмотрел на Олега, засмеялся, но смех был принужденным.

— Ты... почему так решил?

— У тебя учащалось дыхание, — объяснил Олег. — Голос менялся, глаза блестели... Да нет, я рад, что звезды предрекли такое великое будущее. Гелон всё-таки сын полубога и внук бога! В нем должно быть заложено много сил и талантов, чтобы дать разбег его потомкам.

Окоем перевел дыхание. Глаза теперь изучали Олега еще внимательнее.

— Олег... Тебя ведь Олегом зовут?.. Да, я слышал о тебе. Всякое, разное... Ты очень умён и силён. Потому опасен, как никто другой.

— Почему?

— Ошибки людей сильного ума именно тем и страшны, что становятся мыслями великого множества других людей. Если за тобой пойдут, что тогда? Ты понимаешь, что можешь завести их в болото? Ты сумеешь пройти, но за тобой все утонут... Может быть, тебе надо сперва набраться чужого опыта? Поучиться? Изучить знания древних?

Олег ответил со злостью:

— Сколько я уже успел за свою недолгую жизнь наслушаться про эти знания древних! Тем более — Тайные Знания Древних! Окоем, ты веришь в то, что говоришь? На самом деле то, чему учили древние, так незначитель-но и по большей части так маловероятно, что я не надеюсь приблизиться к истине иначе, как удаляясь от путей которым они следовали.

Окоем покачал головой:

— Ты зря так презрительно о знаниях древних... Отчасти важнее знать, как человечество размышляло над данной проблемой, чем иметь собственное решение её.

— Размышляло! — возразил Олег. — Но даже не искало!.. А если и искало, то не нашло. А я хочу найти.

— Найти?

Олег запнулся, подумал, сказал твердо:

— А не найду, то создам.

Окоем долго думал, вздыхал, сопел, а когда заговорил, Олег подумал было, что старик говорит про себя:

— Самый верный признак истины... это простота и ясность. Ложь всегда сложна, вычурна и многословна. Ты умеешь брать любую сложную проблему, сразу совлекать с нее пышные одежды, и тогда все видят само зерно. А ты уже говоришь, что с этим зерном делать... Однако, Олег, не скрою, Скиф много успел о тебе рассказать. Он тобой восхищается, но я умею слушать и слышать.

Олег пробурчал:

— Представляю, что он рассказал!

Окоем усмехнулся:

— Да, рассказал и про то, как ты голыми руками побивал врагов. Но я слушал о другом... И мне стала ясна твоя суть.

— И что же ты увидел?

— Ну... ты не обрадуешься.

— А все же?

— Ты уж прости, но абсолютно-белое, как и абсолют-но-черное, кажется каким-то дефектом зрения. Вот и ты выглядишь... дефектным.

Олег буркнул с неловкостью:

— Спасибо, что хоть в морду не дал.

Глава 26

На том конце стола поднялся Гелон. Оглядел всех с отеческой улыбкой на юном лице, вскинул кубок. Раз-говоры разом умолкли.

— Дорогие друзья, — сказал Гелон. — Я покину наш пир, чтобы с братом и его другом продолжить пир в своих покоях. А вы продолжайте, веселитесь, как будто я с вами!.. А еще лучше, как будто меня нет вовсе в городе тогда вы, черти, вообще на головах ходите!

В зале захохотали, стали выкрикивать славу великому Гелону, но Олег не увидел облегчения на лицах гуляк, что тцар уходит, теперь можно будет гулять вольнее: и при Гелоне, видать, не очень-то стеснялись.

В покоях Гелона уже был накрыт небольшой стол, всего на четверых, на широких блюдах только гроздья винограда, яблоки и груши да кувшин в окружении четырёх золотых кубков дивной работы.

Да, подумал Олег яростно, пока Гелон уже на правах хозяина указывал, кому куда сесть, Окоем прав — умный должен уметь делать выводы. А он, Олег, умеет их делать. Вывод, к которому подталкивал умудрённый жизнью верховный жрец, ясен: будь как все, иначе жизнь станет невыносимой. Если в знании или умении оторвёшься от простых людей слишком далеко, тебя перестанут понимать. А раз так, то сочтут безумцем. В тебя полетят камни, от тебя отвернётся любая женщина...

— Но так поступил бы умный, — проговорил он с глухой яростью. — А кто сказал, что я хочу быть всего лишь умным?

Кто ищет, тому назначено блуждать. А блуждающий всегда выглядит нелепо для тех, кто сидит на завалинке и лузгает семечки. Нелепо и смешно. Эти сидящие в норках смеются, указывают пальцами, даже снисходительно жалеют.

Вот даже сильнейшие чародеи, они же и мудрейшие люди... так должно быть, не поняли его идеи с направле-нием людей по пути правильному и праведному, сопротивлялись, пришлось силой... Но он ушёл и уже несколько лет не показывается в Совет, но они всё равно не разбегаются по норкам, ощутили вкус к большой работе, к настоящей власти... Вот так истины, признаваемые сейчас бесспорными, когда он их провозглашал, выглядели дурью или сплошной нелепицей!

Гелон обратил внимание на его напряженный вид, сказал доброжелательно:

— Друг моего брата, ты был печальным, когда прибыл, а сейчас в твоих глазах печали стало больше. Что-то случилось?

Олег раздвинул губы, засмеялся как можно беспечнее:

— Разве можно быть печальным в твоей благословенной стране?

Гелон смотрел в его лицо внимательно. Глаза, не по возрасту мудрые, стали грустными.

— Тебе много выпало, — сообщил он, словно для Олега это была новость. — И ты нечто носишь на плечах незримое... но очень тяжелое. У тебя может подломиться хребет! Разве у тебя нет друзей, чтобы приняли часть тяжести?.. Поделись со мной. Если бы ты знал, сколько я ношу в себе чужих слез, обид, горестей!

Олег невольно усмехнулся, уже без принуждения:

— Гелон, я восхищаюсь тобой. Но все же мои горести не совсем такие, как у земледельца, у которого захворала корова.

Окоем, который слушал их внимательно, а с Олега не сводил глаз, дернул Гелона за рукав, обронил негромко: