От волнения сердце готово было выпрыгнуть из груди. Магазин все еще существовал! Мой взгляд был прикован к вывеске.
«Пожалуйста, мама, возьми меня туда! — умолял я ее про себя. — Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!»
Мама катила коляску по улице. Мимо жилого дома. Мимо ломбарда. Мимо кафе.
Мы остановились возле магазина Энтони. Засунув руки в карманы, папа стоял около окна и смотрел сквозь стекло. Мама подкатила коляску к нему.
Я не мог поверить в такую удачу — и это после стольких мытарств!
Я вглядывался в окно, высматривая то, к чему стремился. Часы.
Витрина магазина была оформлена в виде старинной гостиной. Я пробежался глазами по обстановке: деревянный книжный шкаф, настольная лампа с абажуром, персидский ковер, вычурное кресло и часы… настольные часы. Вовсе не мои часы с кукушкой. Не те часы.
Я сник.
«Это судьба, — подумал я. — Наконец-то я у цели, в антикварном магазине, а часов здесь нет!»
Мне хотелось плакать.
Я бы мог себе это позволить. Запросто.
В конце концов, я всего лишь малыш, и вполне естественно, что я заплачу.
Но я не заревел. Конечно, я выглядел младенцем, но внутри-то я оставался двенадцатилетним парнем. Со своей гордостью.
Папа распахнул дверь и придержал ее для нас с мамой.
Мама втолкнула внутрь коляску, в которой я сидел, прикрепленный ремешками, чтобы не выпасть.
Магазин был полон старой мебели.
Круглолицый мужчина, лет сорока, заспешил к нам по проходу. А за ним, в конце прохода в углу, в самом конце магазина я их и увидел. Часы. Те самые часы.
Вопль радости вырвался из меня. Я задергался в коляске, чтобы освободиться. Я был так близок к цели!
— Чем могу служить? — обратился продавец к моим родителям.
— Мы присматриваем обеденный стол, — сказала ему мама.
Мне надо было выбраться из коляски. Мне надо было добраться до часов.
Я дергался все сильнее и сильнее, но это не помогало: ремешки удерживали меня.
— Выпустите меня отсюда! — закричал я.
Мама и папа обернулись ко мне.
— Что он такое говорит? — спросил папа.
— Что-то вроде «вы-ме, вы-ме», — предположил продавец.
Я задергался с еще большей силой и завизжал.
— Он ненавидит свою коляску, — объяснила мама. Она наклонилась и отстегнула ремни. — Я подержу его на руках, тогда он быстро успокоится.
Пока она брала меня на руки, я молчал. Но затем я заверещал с новой силой и стал брыкаться что было мочи.
Папа покраснел.
— Майкл, что с тобой случилось?
— Вниз! Вниз! — вопил я.
— Ну, хорошо, — пробормотала мама, опуская меня на пол. — Теперь, пожалуйста, прекрати плакать.
Я тут же замолк. Я стоял на своих шатких пухленьких ножках. На них далеко не уйдешь, но это все, чем я располагаю, чтобы добраться до часов.
— Присматривайте за ним, — попросил продавец, — здесь много бьющегося.
Мама крепко взяла меня за руку.
— Пойдем, Микки. Давай посмотрим на столы.
Она хотела подвести меня к тому углу, где стояло несколько деревянных столов. Я вертелся и извивался в надежде освободиться. Хватка у нее была железная.
— Ш-ш-ш, Микки, — сказала она.
Я смирился, и она дотащила меня до столов. Я посмотрел на часы. Был почти полдень.
В полдень кукушка должна выскочить. Это был мой последний шанс схватить и повернуть ей голову обратно.
Я повис у мамы на руке. Она только крепче меня сжала.
— Дорогая, как тебе вот этот? — обратился к ней папа, проводя рукой по поверхности стола темного дерева.
— Думаю, он слишком темный по сравнению с нашими стульями, Герман, — ответила мама. Ее внимание привлек другой стол. Пока она продвигалась к нему, я пытался выскользнуть из ее рук, но тщетно.
Я проковылял за ней к второму столу. Стрельнул глазами на часы. Минутная стрелка передвинулась.
Две минуты до двенадцати.
— Ты слишком разборчива, дорогая, — сказал папа. — Бергеры приезжают на ужин в субботу, всего через два дня. Не можем же мы устраивать званый ужин без стола!
— Я знаю, дорогой. Но это еще не повод покупать стол, который нам не нравится.
Папа начал повышать голос, а мама сжала губы.
Ага! Ссора! Вот мой шанс!
Папа кричал:
— Почему бы нам не расстелить скатерть прямо на полу и не предложить им поесть там? Мы назовем это пикником!
Мама наконец ослабила хватку, я выскользнул и засеменил на всех парах к часам.
Минутная стрелка опять передвинулась. Я затопотал еще быстрее. Я слышал, как ссорились родители.
— Не буду я покупать этот безобразный стол, и все! — кричала мама.
«Господи, пусть они не заметят меня! — молился я. — Пусть, по крайней мере, не сейчас!»
Наконец я добрался до часов. Остановившись перед ними, я посмотрел вверх на циферблат.
Окошко кукушки было высоко надо мной, вне пределов досягаемости.
Вновь щелкнула минутная стрелка. Часы забили.
Распахнулось оконце, и выпрыгнула кукушка.
Она прокуковала первый раз. Второй.
Я беспомощно смотрел на нее.
Двенадцатилетний мальчик с телом младенца!
Нахмурившись, я взирал на часы.
Безразлично как, но я должен был добраться до кукушки.
Каким-то образом я должен был повернуть ей шею.
«Ку-ку! Ку-ку!»
Три. Четыре.
Я знал, что буду обречен, как только она прокукует в двенадцатый раз. Она спрячется.
Вместе с ней ускользнет последняя возможность спастись. Через день-другой я исчезну. Исчезну навсегда.
Совершенно обезумев, я озирался по сторонам в поисках какой-нибудь лестницы, табуретки или другого подходящего предмета.
Ближе всего стоял стул.
Я дотопал до него и толкнул его в сторону часов. Он сдвинулся всего на сантиметр. Я навалился на него всем своим весом. По моим представлениям, я должен был весить около восьми килограммов.
Но этого было достаточно. Стул заскользил по полу.
«Ку-ку! Ку-ку!»
Пять. Шесть.
Наконец я придвинул стул к часам. Сиденье стула находилось на уровне моего подбородка. Я попытался подтянуться, но руки были слишком слабые. Тогда я уперся резиновой подошвой своего тапочка о ножку стула, оттолкнулся и, ухватившись за перекладину спинки, водрузил себя на сиденье.