Спина болела, работать в полную силу так и не смог, но лес знал как никто, начал приносить волхву редкие лечебные травы, нашел однажды перо жар-птицы, яйца редкой птахи Сирин, отыскал полянку с разрыв-травой, и волхв постепенно взял его в помощники, хотя по возрасту Боровик был едва ли моложе самого волхва. В деревне посмеивались, но однажды, когда в морозную зиму откуда-то пришла стая невиданных белых волков, огромных и страшных, он сумел одним заклятием отогнать их прочь, после чего волхв торжественно посвятил его в колдуны.
Боровик взялся за новое дело с утроенной силой. Его природная мощь требовала выхода, он вскоре обогнал по умению своего наставника, а затем колдуны соседних и дальних деревень признали его сильнейшим.
Сейчас перед Олегом стоял располневший седой старик с розовым лицом, в котором уже нельзя было увидеть охотника с его цепким взглядом, а широкие плечи, на которых перенес не один десяток убитых оленей, стали не так заметны, ибо брюхо свисало через узкий пояс, на боках наросли толстые колоды дурного мяса, а широкой заднице позавидовала бы купчиха.
— Кто ты? — спросил Боровик приятным мягким голосом. — И почему пришел ко мне?
Кто бы ни был этот молодой парень, но обращаться с ним надо осторожно, что-то знакомое в крепкой стати, цепком взоре, врожденной настороженности и точности движений, что дается лишь тем, кто родился в опасности и жил с нею рядом.
Олег огляделся, где бы сесть, ноги не держат, тут же стены раздвинулись и заблистали золотом, деревянный стол преобразился в роскошный под тремя скатертями, а вместо табуреток возникли удобные кресла.
— Благодарствую, — сказал он. — Я простой лесной волхв. Ничего не знаю, ничего не умею. Зовут меня Олег. Вчера я добыл... гм... узнал... Словом, я могу теперь видеть... хоть и очень смутно, хоть и очень-очень вблизи... но все же видеть сгустки той силы, что пропитывает колдунов. Я не искал тебя, я просто несся... гм... а когда увидел этот голубой свет, я пошел на него.
Боровик спросил недоверчиво:
— Это у меня голубой?
— Я так увидел, — ответил Олег, защищаясь. — Может быть, у меня глаза неправильные. Но я помчался как бабочка на огонек, и вот я здесь. Я уже знаю, что колдуны друг друга не любят. Не общаются. Не дружат. Но почему, я подумал, это должно мешать общей работе?
Боровик осторожно сел за стол напротив. Его глаза не отпускали лицо молодого волхва, сильное и жестокое, лицо человека, который не сможет свернуть курице шею, но без колебаний затопит вешней водой пару сел, если это нужно будет для создания нового заклинания.
— Так-так, — проговорил он настолько мягко, что брови Олега взлетели вверх, слишком не соответствует голос этого тучного человека его облику. — Что за общая работа?
— Общая...
Олег рассказывал подробно, повторялся и объяснял на пальцах, но сам удивился, как это прозвучало буднично, коротко и просто. Настолько просто, что непонятно, почему чародеи не сделали это уже давно сами.
Боровик сидел с приятной улыбкой на лице, вокруг него пульсировало незримое для простых людей облако, но Олег угадывал смутные очертания чего-то неприятного и страшного.
— Кажется, я что-то понял, — проговорил колдун. — Это интересно... Тебе стоит переговорить с самим Беркутом.
Олег спросил с надеждой:
— Это кто?
— О... впрочем, что рассказывать? Сейчас мы попробуем до него дотянуться.
Каменная глыба скатилась с груди Олега. Он шумно вздохнул:
— Наконец-то...
— Что? — быстро спросил колдун.
— Я только и слышу, что никто друг с другом не общается!
— А-а-а... Впрочем, это почти верно. Колдуны не общаются, не дружат, даже не встречаются. Если увидишь колдунов вместе, это не друзья, а сообщ-ники.
В голосе колдуна слышалась не то горечь, не то злорадство. Он стоял лицом к стене, трогал ее, что-то шептал. В глубине стены появился слабый свет, расширился, вышел наружу и растекся по поверхности, образовав что-то среднее между окном и зеркалом в стене.
Олег ожидал, что в волшебном зеркале сейчас появится изображение, но оттуда выметнулся короткий луч, коротко блеснул и утонул в противоположной стене. Там в глубине возник слабый свет, будто за-жгли слишком тонкую лучинку. Огонек был красный, почти багровый, так и ширился во все стороны: трепещущий, как крылья бабочки на ветру. Вот-вот угаснет, и Олег невольно подумал, что вот так и жизни колдунов легко прервать не только ударом меча, а даже простой палкой!
Свет охватил всю стену. Олег ожидал, что багровый свет сменится на оранжевый или белый, но в этом багровом тумане появились фигуры, проступили стены. На миг почудилось, что попал в огромную кузницу, виден даже горн с пылающими углями, но человек, проступивший из красного тумана, был кем угодно, но не простым колдуном.
На Олега глянули пронизывающие глаза, крупные и навыкате, не то глаза рептилии, не то большой хищной птицы. Не отрывая от него взгляда, человек прорычал странным металлическим голосом:
— Что понадобилось тупому грибу от птицы, летающей выше облаков?
Олег открыл рот для ответа, прежде чем сообразил, что спрашивают не его. Боровик ответил мягким, очень приятным голосом, в котором Олег все же прочитал невысказанное пожелание возить воду для Ящера:
— Не мне. Что может заинтересовать знающего в детской копилочке?.. Но вот этот юноша пристал с ножом к горлу, чтобы я сообщил тебе о нем...
Незнакомый колдун, которого Боровик назвал Беркутом, всматривался так, что едва не продавил лбом зеркало:
— И ты сразу решил...
Недоверие в его голосе было настолько сильным, что Боровик поспешно возразил:
— Почему сразу? Но потом я подумал: а почему бы и нет? Пусть и этот напыщенный дурак позабавится.
— Это ты обо мне?
— А разве среди магов есть еще... скажем, недоумки?
Видно было, как лицо Беркута стало цвета заходящего солнца. Волосы поднялись, в них заблистали грозные искорки. И хотя пещеру Боровика и жилище Беркута разделяли земли, горы, леса и несколько царств, Олег передернул плечами и с трудом удержался, чтобы не отступить на шаг, постыдно прячась за спину старого мага.
Боровик покосился с ухмылкой, но Олегу почудилось в выцветших глазах удивление. Правда, от зеркала пахнуло жаром, Боровик поспешно бормотал заклятия, рассыпал щепотки сухой травы, жар бесследно исчез, взамен прогремел страшный голос Беркута:
— Я понял больше, чем ты, сам недоумок, страшишься вымолвить!..