— Договорились, — Иваницкий встал, протянул руку.
— Удачи вам. За Родионова не беспокойтесь. Он в надежном месте.
— Спасибо. Передайте ему привет.
— Обязательно. Как вы доберетесь домой? Уже так поздно.
— Я поймаю машину, — улыбнулся Дронго, — за меня не беспокойтесь. Не пропаду.
Оба, поняв двусмысленность ситуации, коротко рассмеялись и еще раз пожали друг другу руки.
На следующее утро Дронго отправился в билетные кассы покупать билет в Лондон, но, как он и предполагал, билетов не было. Не достав билетов в компаниях «Аэрофлота» и «Бритиш эйруэйз», он поехал в другую компанию — «Трансаэро». Здесь повезло больше, нашлось одно место бизнес-класса в Лондон, и он, наконец купив билет, вернулся в свою гостиницу. Весь следующий день он проспал, лишь дважды выходя из отеля, чтобы купить продукты и воду. Ташкентское противостояние отняло у него много сил и энергии, и он, словно верблюд, откладывающий пищу в горб, заряжался энергией на предстоящую поездку в Великобританию.
В воскресенье в одиннадцать сорок он вылетел из Шереметьево-1 в Лондон. Только при посадке он узнал, что самолет полетит в Ригу и уже затем в столицу Англии. Это его взволновало. Он не был в Прибалтике с тех пор, как отделившиеся три республики объявили себя суверенными государствами и ввели свои визы для въезда.
Последний раз он был в Таллинне в начале девяносто второго, когда познакомился там с Марией Грот. Или Ириной Кислицыной, чья жизнь так глупо и нелепо оборвалась в Бельгии, в красивом ухоженном лесу под Брюсселем. Она ошиблась тогда только один раз, но в проклятой работе, которой они занимались, ошибаться было нельзя. И тогда она недрогнувшей рукой приставила пистолет к своему сердцу.
Воспоминания о той последней встрече в Прибалтике были горькими. Но Рига… с ней были связаны и приятные воспоминания. Во времена существования единой страны он часто приезжал в этот город по своим делам и останавливался в гостинице «Латвия». Лучшие номера этого отеля были расположены на каждом этаже в правой части здания, если смотреть со стороны входа. Внизу был неплохой диско-бар, считавшийся по тем временам просто рассадником всех человеческих пороков и неприятностей. На самом деле это было очень скромное и небольшое заведение, где играла не очень популярная западная и очень популярная советская музыка и куда приходили молодые парни и девушки просто потанцевать и весело провести время под надзором дежурных милиционеров, стукачей-швейцаров и барменов.
Среди посещавших диско-бар была и высокая красивая блондинка. Она была ширококостной, чуть полноватой и вместе с тем удивительно стройной девушкой. Волосы она распускала, но иногда появлялась и с собранными сзади. Немного вздернутый ровный носик и несколько круглое лицо с красиво очерченным подбородком только усиливали общее впечатление.
Он встречался с другими женщинами, но что-то мешало ему подойти именно к ней. Они часто виделись в этом баре, улыбались друг другу, иногда даже здоровались, но и только. Потом он встретил эту девушку в книжном магазине, совсем рядом с отелем. Она работала продавщицей в отделе, где выдавались очередные тома сочинений классиков. Он её узнал не сразу. Она была в брюках, заправленных в сапоги, в светлой кремовой водолазке и красивой телогрейке, одетой сверху. Последний раз он был в Риге в декабре восемьдесят четвертого. И тогда твердо решил, что в следующий приезд обязательно заговорит с этой девушкой. Следующего приезда не получилось.
Через три дня в Риге была предпринята попытка пронести на борт самолета оружие и все участники этой акции были арестованы. Выяснилось, что это оружие принадлежало офицерам госбезопасности и одному эксперту ООН, сотрудничавшему с «Интерполом», которые просто не успели вовремя сдать свои чемоданы, опоздав на рейс. Ни один из троих задержанных не стал рассказывать о своей настоящей работе. По решению руководства КГБ настоящие пистолеты заменили на игрушечные и объявили, что кто-то пытался просто провести стартовые пистолеты-зажигалки. Всех троих тут же освободили, но строго-настрого приказали больше не появляться в Латвии без разрешения руководства.
Потом были другие страны — Югославия, Индонезия, Америка. Но уже никогда не было Латвии и не было той высокой красивой девушки, которой он так и не успел ничего рассказать. Кроме того, в Латвии жила очень старая приятельница его матери, женщина героической судьбы, одна из первых комсомолок республики, не боявшаяся в страшные послевоенные годы ездить по деревням и встречаться с молодыми людьми. Однажды в клуб, где проходила встреча, неожиданно заявились «лесные братья», не щадившие ни коммунистов, ни комсомольцев. Ей повезло, в тот вечер их возглавлял не обычный командир, бывший офицер гитлеровской армии, а один из местных сельчан, разбогатевший за время фашистской оккупации и теперь люто ненавидевший новую власть. На его вопрос, кто она такая, девушка честно ответила, что она секретарь райкома комсомола. Бандиты её не тронули, решив, что в столь юном возрасте можно быть лишь… секретарем при большом начальнике (в смысле секретарши), а не самой возглавлять райком комсомола.
Женщину звали Сюзанна Силиверстовна Яковлева, и потом много лет она проработала в Центральном Комитете местной компартии. Они любили отдыхать друг у друга. Его мать ездила в Ригу, а Сюзанна Силиверстовна приезжала к ним со своими тремя внуками. После распада страны связи оборвались, и мать боялась звонить в Ригу, опасаясь, что её старой подруги уже нет в живых. Сюзанна Силиверстовна привозила в подарок изумительный латышский крестьянский черный хлеб и латышскую колбасу, вкус которой они за эти годы уже успели позабыть.
Теперь, подлетая к Риге, он думал о том, что сойдет на латышскую землю, пусть ненадолго, пусть всего лишь на час, но это будет впервые за последние одиннадцать лет. Однако его ждало горькое разочарование. В аэропорту, куда они приземлились, их просто не выпустили из самолета. Им объяснили, что самолет и без того опаздывает и поэтому пассажиры, летевшие в Лондон, могут подождать и в самом самолете. Затем появилась новая бригада бортпроводников и бортпроводниц, составленная из сотрудников латышских авиалиний. Интересно, что явно русские девушки, общаясь с пассажирами, говорили с латышским акцентом по-русски. Правда, по внутреннему радио передавали все сообщения только на английском и латышском языках, тогда как почти никто из сидевших в самолете не знал ни первого, ни второго.
А потом принесли обед. Кормили на всем протяжении пути просто великолепно, как обычно кормят в самолетах «Трансаэро», известных своим качеством обслуживания и сервисом. Но на этот раз принесли обед, очевидно, заказанный в Риге. И там лежал завернутый в целлофановый пакетик кусочек того самого черного латышского хлеба, который они все так любили. Он развернул целлофан и долго вдыхал аромат этого хлеба, гладил его, шептал какие-то слова. Хлеб был зримый, теплый, мягкий, на секунду подаривший ему ощущения детства, покоя, тепла.
В Лондон он прилетел умиротворенный. Не хотелось думать о списках, об убитых банкирах, об убийцах и следователях. Но и не думать было невозможно. Самолет приземлился в аэропорту Гатвика, и, довольно быстро пройдя таможенный и пограничный досмотр, он вышел в большой зал прилета, сразу заметив в правой стороне яркие рекламные плакаты туристического агентства Кука.