Улыбка пересмешника | Страница: 68

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Зря ты ее ножом пырнул, вот что!

Кирилл остановился, развернул за плечи щуплого Головлева лицом к себе и наклонился к нему.

– Нет, Семен, – доверительно сказал он. – Это не я ее пырнул. Это ты ее пырнул.

Когда разбирали цацки, Кручинину бросилась в глаза брошь, сдернутая Сенькой с блузки девчонки, – на застежке остался клочок вырванной ткани. Летящая птица, то ли аист, то ли цапля: сама золотая, а глазик – маленький, зеленый, вроде кошачьего. Головлеву тоже вещица приглянулась: он все поглаживал ее пальцем, словно расстаться не мог. Кирилл даже посмеялся над ним в конце концов, хотя тогда уже не до смеха было: увидели в новостях, кого убили, и внутренний метроном защелкал быстрее, оставляя времени совсем немного.

Продажей драгоценностей занимался Сенька, не посвящая приятеля в свои дела, и Кручинин торопил его, опасаясь, что возьмут их раньше, чем они успеют получить деньги. Из-за этого, может быть, Головлев в итоге и погорел: сбытчик сдал его с потрохами, а все потому, что человек оказался непроверенный, не из тех, с кем привык работать Семен. Зато деньги они получили – такую сумму, какой раньше Кирилл в руках не держал. И когда Сеньку действительно взяли, обещание свое Кручинин выполнил: раскрутил дело. На первоначальный капитал ему только-только хватило, но затем все пошло удачно, и Кручинин, как он сам о себе говорил, поднялся. Правда, Сеньку закрыли не на пять лет, как тот рассчитывал, а на шесть с лишним, но это уже была не Кирилла забота.

То, что Банкир, с которым он обедает раз в месяц, – отец их жертвы, вскоре после смерти дочери переехавший из своего города в Москву, Кручинин узнал случайно: увидел у него на рабочем столе фотографию девчонки в белой кружевной блузке и оцепенел, в одно мгновение вспомнив все: и блузку, и ее визг, и выпяченный в небо подбородок. Фамилию убитой он запомнил еще тогда, когда о них стали писать газеты, но ему и в голову не пришло сопоставить ее с фамилией своего нового приятеля. Сперва Кручинину было не по себе. Но после, осторожно разведав подробности личной жизни Банкира и окончательно убедившись, что это и в самом деле он, Кирилл даже стал находить удовольствие в том, чтобы иногда, под настроение, позволять себе всякие забавные мысли в компании Банкира. Поглядывал на него за бокалом красного вина, а сам вспоминал кровь, растекающуюся по кружеву, и изнутри поднималось что-то такое сладостное и щекочущее нервы, как будто прижимаешь острую бритву к коже и никак не обрежешься.

Однако мысли мыслями, а одно он знал точно: Банкир убьет его, если узнает, кто причина смерти его обожаемой дочери. Он – не менты: ему не нужны будут доказательства. И раз уж судьба, считал Кирилл, скорчила ему хитрую гримасу, и единственный человек, готовый дать ему денег, заставит его подыхать в мучениях, если узнает правду об их прошлом, – значит, нужно скорчить такую же гримасу судьбе. Никто ничего не узнает.

Увидев золотую птицу на Викином платье, Кирилл понял, что произошло. Сенька не продал брошь, а отдал ее Вике, рассказав о том, как она попала к нему. Или же Головлев, пугливая сволочь, подстраховался на случай своей смерти, придумав хитрый фокус с письмом от нотариуса, и уже семь лет назад Вика знала правду, но понятия не имела, что с ней делать. И лишь теперь, когда она раздобыла достаточно полную информацию о его жизни, ей пришло в голову использовать птицу – показать ее человеку, который сам подарил ее дочери, и ответить на все его вопросы. Кирилл поступил бы точно так же.

Но от одного шага, решил он, Вика все же зря не удержалась – от того, чтобы не показать ему брошь. Если бы она сделала все втихую, его тело уже искали бы с милицией, но ей мало было уничтожить его – она хотела сперва показать, что он в ее полной власти. Зря показала, потому что Кирилл ее опередил.

– Ты убил девушку, из-за которой посадили Сеню? – сдвинув брови, повторила Вика, словно не в состоянии была поверить ему. – Как?! Это был ты?! Но почему же он тогда на суде признался??!

Дурак ты, Кирюша, сказал себе Кручинин. Сам себя перехитрил. Ни черта она не знала, и брошь оказалась у нее случайно.

– Почему сел? – усмехнулся он. – Потому что жадный был твой Сеня до денег, урвать хотел побольше. Вот мы и договорились, что он за меня сидит, а я за него деньги зарабатываю. Каждому – по способностям. Алиби мне родители-алкаши за бутылку согласились сделать. Они бы и без бутылки согласились, но так оно надежней вышло.

– А потом? – прошептала она так тихо, что он не сразу расслышал.

– Потом? А что потом? Потом Семен вышел и стал денег с меня требовать.

– А ты не хотел ему давать...

– Не хотел. Потому что поумнел с годами и понял, что Сеньке на зоне шесть лет чалиться было не особенно в тягость, а я в это время потом и кровью на булку с маслом зарабатывал. Нет, денег-то я ему предложил – половину того, что мы за цацки выручили. Только вот, Викуш, какая проблемка нарисовалась: Сеньку-то это не устраивало! Ему больше хотелось. А на «больше» я был не согласен.

– И ты его привез на остров и там убил... – одними губами сказала Вика.

– Само собой, – легко согласился Кирилл. – А как же иначе-то, Викуш? Если со мной по-плохому, так и я по-плохому. А если по-хорошему, вон, как Алиска, то и я с ней по-хорошему.

Он кивнул на жену, словно она была неодушевленным предметом.

– Но частички кожи... частички кожи под ногтями не твои, – с усилием выговорила Вика, даже не взглянув в сторону Алисы. – Как же так?

– Слушай, а там совсем смешно получилось, – почти охотно сказал Кирилл. – Представляешь, на остров заплыл какой-то малолетний придурок из деревни – настоящий придурок, вроде дауна. Сцепился с Сенькой, они подрались и в яму брякнулись. Придурок испугался и свалил, а Сенька остался в яме лежать, потому что расшибся о камни. Я от их воплей проснулся, выхожу из шалаша, смотрю – один драпает, а второй валенком лежит. Я спустился, камешек покрупнее взял и огрел Сеню по глупой головушке пару раз. Да ему бы и одного хватило – треснула его коробка, как гнилой орех.

Вика вцепилась ногтями себе в руку с такой силой, что на коже выступила кровь.

– Там и была одна гниль внутри, гниль да глупость. Но самое смешное... – он затрясся в беззвучном смехе. – Самое-то смешное, Викуш, потом случилось! Прибежал этот идиот обратно, а с ним девчонка, и давай они нашего Сеню закапывать! Решили, значит, что это даун его прикончил и теперь нужно тело спрятать. Посмотрел я на них, посмеялся, а потом домой поехал. Вот так вот, Викуш. Вот так. Ну что, интересную историю я тебе рассказал?

Вика смотрела на него, не моргая, и он легко мог читать на ее белом перепуганном лице все нехитрые мысли. «Думает, с чего это я с ней так разоткровенничался... Правильно думает, в верном направлении. Именно потому, девочка моя, именно потому».

Кирилл поднял пистолет и улыбнулся бывшей жене краешком рта.