Она опустила голову, все ее тело расслабилось от сознания, что ей нанес поражение вор. Хуже того, все ее надежды разбились. Мао Йеншу отберет ее единственное сокровище и, так как не смеет показать ее императору, использует лживую кисть, изобразит ее как можно непривлекательней.
Теперь надежды на успех нет; вообще нет надежды. Только гордость дочери полководца не позволяла ей расплакаться и броситься на пол перед Мао Иеншу. Евнух хлопнул в ладоши и приказал отвести девушку в ее помещения, а также заменить холст, который он нашел негодным для портрета.
Серебряная Снежинка заставила себя стоять спокойно, хотя ей хотелось закричать. Она вспомнила схватку с красными бровями. Там она могла что-то предпринять. Теперь же ничего не может сделать. С первого же знакомства она убедилась, что двор опасней любой битвы. Но отец ее пережил поражение, пережил и сохранил достоинство. Она должна сделать то же самое, доказать, что она его достойная дочь.
Серебряная Снежинка поняла, что пройдет немало месяцев, прежде чем Мао Йеншу завершит портреты пятисот женщин, собранных со всего Срединного царства. У нее столько же шансов стать одной из сверкающих наложниц Сына Неба, как у Ивы перескочить через стену Шаньаня и убежать назад на север. Художники и ремесленники делали последние мазки в Солнечном дворце, где будут жить избранницы императора. А Серебряная Снежинка тем временем гадала, что ждет ее.
Она не может достигнуть таких высот, не может даже рассчитывать на дворец Отражений, где будут жить любимые красавицы. Девушка вполне реалистично полагала, что ее поселят среди самых низших наложниц, дочерей благородных родов. И так как она предпочитала бездеятельности науку, принялась изучать обычаи, которым ей предстоит следовать в новой и такой нежеланной жизни.
Она приняла участие в празднествах, сопровождавших весенние посадки, использовала любую возможность улучшить свою каллиграфию и много часов проводила, создавая для отца на шелке правдивый отчет о своем путешествии в Шаньань. Когда старшие женщины, такие, как Сирень, слишком поблекшие, чтобы привлекать внимание или вызывать похоть, звали на помощь искусные руки и нежные голоса, она первой откликалась и первой же уходила, стоило ей заметить поднятую бровь из-за присутствия этой бесперспективной девушки с севера с ее уродливой страшной служанкой.
Женщины как будто чувствовали, что у Серебряной Снежинки иное будущее, чем у бесчисленных Драгоценных Жемчужин, Кассий, Жасминов и Сливовых Ароматов, которые расцветают во внутреннем дворе, толпятся на террасах и в проходах, соединяющих павильоны. Под предлогом помощи старшим женщинам они хвастались богатыми шелковыми занавесями, огромными раскрашенными вазами, украшениями из золота, малахита и бирюзы, которые появлялись в их квартирах.
Как они болтали! Серебряная Снежинка, привыкшая к тишине и размышлениям, находила самым трудным необходимость ежедневно выносить эту толпу вечно болтающих женщин. В отличие от нее, они словно без всякого труда приспособились к жизни при дворе, жестко очерченной, застывшей, неуклонно вежливой, даже если за вежливостью скрывалась жестокая вражда. Серебряная Снежинка часто думала, что даже если Мао Йеншу изобразит ее в лучшем свете, у нее не будет никаких шансов среди этого цветника красавиц. Ей казалось, что каждая их этих женщин достигала совершенства в красоте. Потому что женщина с внешностью цветка, со ртом, напоминающим бутон, с лунным лицом, с гибкостью ивы, с костями из нефрита и кожей из снега, с очарованием осеннего озера и поэтической строки, — это действительно совершенство!
И это действительно совершенство, так не похожее на ее внешность. В зеркале, которое держали любящие руки Ивы, отражалась женщина, глаза ко горой могут смягчиться или загореться, в зависимости от настроения; чей рот склонен к смеху; у которой беспокойная душа и чьи достоинства — если, конечно, кто-нибудь сочтет, что они у нее есть, — послушание, долг и гармония, а не стремительность и легкость, которые так ценятся при дворе. Чиновник был прав: Серебряная Снежинка была бы гораздо счастливей, если бы стала занятой старшей женой в каком-нибудь сельском поместье, а не придворной дамой, не пользующейся влиянием, но зато имеющей много обязанностей.
Хотя ей часто приходилось бывать в обществе других женщин, между нею и ими все увеличивалась пропасть. С тем же безошибочным чутьем, которое позволяло им безукоризненно укладывать волосы, они ощущали, что у Серебряной Снежинки при дворе нет будущего, тем более нет никакой надежды стать сверкающей наложницей. Все чаще и чаще они избегали ее. Ни даже слишком рослая девушка, нелепо названная Пионовый Бутон, ни Абрикос, которая плакала из-за желтоватой кожи и над которой все смеялись из-за этого, — даже эти девушки не хотели разговаривать с Серебряной Снежинкой; они предпочитали держаться остальных и тесниться вокруг тех, кто мог бы привлечь внимание императора. Ни у одной из этих женщин не было той верности, которая заставила солдат отца последовать за ним в бесчестье; они предпочитали связываться с возможными фаворитками.
А чем я лучше? — часто спрашивала себя Серебряная Снежинка в тишине, которой у нее теперь так много. Она проводила время с Ивой, успокаивала служанку, уверяла ее, что теперь, когда Мао Йеншу завладел нефритовыми доспехами, он не захочет вызывать скандал и не станет обвинять хозяйку и служанку в колдовстве. Она выполняла свои обязанности и любовалась красотой, которую, как она должна была признать, создал Мао Йеншу. Если бы только его душа была похожа на искусство рук и ума!
* * *
— Портреты! — Сдержанные смешки и возгласы деланного притворного ужаса послышались во дворе, в котором начали распускаться почки ивовых деревьев.
Три женщины миновали маленький дворик, отведенный Серебряной Снежинке; ни одна не задержалась и не позвала девушку с собой.
— Итак, он кончил портреты? — размышляла Серебряная Снежинка перед единственной слушательницей — Ивой. Она склонилась над своими собственными мазками — Богатство и бедность, слава и неизвестность — всему свое время.
— Тщательно выводила она иероглифы, надеясь, что отец удостоит их вниманием. Сейчас он уже должен понять, что она не оправдает его надежд. Но пусть по крайней мере знает, что она неплохо устроилась и находит себе достойное занятие.
Она еще раз подняла кисть, но обнаружила, что рука ее дрожит. После стольких недель одно упоминание о завершенных портретах, которые будут представлены императору, разбивает всю ее философию в куски.
— Ива? — Голос у нее тоже дрожит.
Мгновенно верная служанка оказалась рядом; склонив голову, она словно восхищалась каллиграфией госпожи.
— Ива, — прошептала Серебряная Снежинка, — я знаю, что Мао Йеншу написал с меня некрасивый портрет. Знаю, как нелепо было даже мечтать, что этого не случится. Но если сама не увижу его, не буду знать точно, мне кажется, я никогда не усну.
Ива кивнула.
— Так пойди и посмотри, старшая сестра.
— Не смею. — Серебряная Снежинка поежилась, словно увидела перед собой нелепую мечту, которая часто тревожила ее во сне и о которой она не смеет рассказать даже Иве. — Я точно знаю, что не вынесу, если меня увидят. Ива, я знаю, что ты…