Выстрел на Рождество | Страница: 28

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— У вас неверное представление о работе эксперта, — сдерживаясь, ответил Дронго, — я завтра вам перезвоню.

Он убрал телефон. Может, Джил права и ему не нужно вообще заниматься этим делом. Может, действительно всех устраивает, что главным обвиняемым на процессе будет Виктор Дегтярев. Если даже его собственная мать была против приглашения экспертов. Он поднялся в номер. Джил была уже в ванной комнате. Это неправильно, что она присутствует при столь неприятном расследовании. У нее может сложиться неверное впечатление о его расследованиях. Она решит, что он всегда встречается с подобными людьми, преодолевая их сопротивление и подозрительность. А может, это действительно так? Ведь его работу не назовешь легкой или приятной. Он допрашивает людей, копается в их душах, пытаясь извлечь оттуда их сомнения, печали, горе, боль, неуверенность, предательство, вражду — все те негативные чувства, которые их переполняют. Может, ему стоит бросить заниматься подобными разбирательствами и навсегда переехать в Италию? Вложить деньги в какую-нибудь пиццерию или ресторан и зажить спокойной жизнью?

Он даже улыбнулся. Интересно, что ему скажет на подобное предложение Джил? Возразит или согласится? Или, может, обрадуется? Он взглянул на телефон. Поднял аппарат, набрал номер.

— Спасибо, что позвонил, — услышал он знакомый голос отца.

— Хочу узнать, как ты себя чувствуешь?

— Как всегда, хорошо. Врачи считают, что даже слишком хорошо. Когда человеку за восемьдесят и у него ничего не болит, значит, он уже умер — так, кажется, говорят.

— Это говорят после сорока, — возразил Дронго.

— После сорока — глупо. Это еще такой юный возраст. А настоящая жизнь начинается после восьмидесяти. Это я теперь точно знаю. Во всяком случае, я по-прежнему люблю твою мать и еще миллион других красивых женщин. Их, правда, немного меньше, чем свою жену.

— Значит, все в порядке. Как у тебя давление?

— Ты не поверишь. В последние дни сто двадцать на восемьдесят. Врачи даже не верят, когда измеряют. Учитывая, что в моем возрасте у меня нет ни язвы, ни диабета, ни онкологии, ни инфаркта, я передаю тебе очень неплохие гены. Забыл сказать: в нашей семье ни у кого из мужчин не было простатита. Ни у твоего деда, ни у твоего прадеда. Хотя все жили до восьмидесяти. У меня его тоже нет. У тебя как? Что-нибудь болит?

— Пока нет.

— До восьмидесяти ничего не должно болеть. Это я гарантирую.

— Я хотел с тобой посоветоваться.

— Какое-то дело? Ты из-за этого прилетел в Шотландию?

— Да. В замке произошло убийство. Застрелили подругу одного из хозяев замка. Полиция нашла оружие с его отпечатками пальцев на стволе. Старший брат подозреваемого попросил меня провести расследование. Но похоже, что в семье все против этого расследования. И их мать, и жена старшего брата. Они явно недовольны моим появлением…

— Возможно, что за этим убийством скрыты и другие семейные тайны, — сразу ответил отец, — вполне вероятно, что они знают гораздо больше, чем ты думаешь. И твоя задача выяснить, что именно они могут знать.

— Я тоже так думаю.

— Значит, мы думаем одинаково.

— У тебя действительно ничего не болит?

— Только ноги. Но похоже, что это наследственное. У твоего деда и прадеда тоже болели ноги. И у моего младшего брата, твоего дяди.

— Да, я помню. Тебе нужно показаться врачам.

— Наверно. Но я как-то об этом не очень думаю. Когда ты вернешься, мы с тобой обсудим. И не пережимай с этой семьей, где произошло убийство. Возможно, они просто не хотят с тобой откровенничать. Тебе нужно найти подход к каждому человеку. Индивидуальный подход. И не забывай, что истоки многих преступлений нужно искать в самой семье.

— Я всегда об этом помню. Тебя действительно ничего не беспокоит?

— Нет. Хотя несколько дней назад я видел странный сон. Своего умершего тридцать лет назад отца и двух старших братьев, которых я не видел уже шестьдесят с лишним лет.

Он говорил о братьях, погибших на войне. Два его старших брата ушли на ту проклятую войну, в которой пострадало так много советских семей. Два родных брата, которые не вернулись с войны. Третьим был сам отец. Он вернулся домой девятнадцатилетним поседевшим мужчиной и всю жизнь не мог спокойно слышать немецкий язык. Всю свою жизнь. Он так и не поехал в Германию, хотя его много раз туда приглашали. Ни в ГДР, ни в ФРГ, ни в объединенную страну.

— Это, наверно, нехорошо, — вздохнул Дронго, — ты никогда не говорил мне о таких снах.

— Нехорошо, — согласился отец, — но я их увидел. И захотел рассказать тебе. Никому не сказал про этот странный сон. А тебе решил рассказать. Все-таки ты мой старший сын.

— Я приеду к вам сразу, как только закончу здесь свои дела, — решил Дронго.

— Приезжай, — согласился отец, — и не забудь, что я тебе сказал об этой семье. С каждым нужно терпеливо и внимательно разговаривать. Найти подход к каждому. До свидания.

— До свидания.

Он убрал телефон. Отец прав. Нельзя допрашивать людей в окружении стольких свидетелей. Это вызывает раздражение и отторжение. Нужно будет уговорить Эдгара и Джил остаться в отеле, а самому отправиться туда для личных встреч. И сделать это нужно прямо сегодня вечером. Хотя он наверняка вечером не сможет сам найти дорогу. Похоже, ему придется вызвать такси, если, конечно, водитель согласится отвезти его в замок в Гоффорде. И еще нужно будет убедить Джил, что ему необходимо вернуться в этот замок. Представляю, как она будет реагировать.

Он взглянул на часы. Сейчас только два часа дня. Скоро они спустятся на обед. Джил вышла из ванной комнаты, взглянула на него.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

— Мне нужно вернуться в Гоффорд, — честно ответил он.

— Это интересное решение, — она села на стул, — тебе не кажется, что там тебя примут не очень гостеприимно?

— Я почти уверен в этом. Но мне необходимо побеседовать с ними. С каждой из них. Отдельно. С глазу на глаз. Без лишней суеты и без свидетелей. У каждого из них своя небольшая тайна, своя истина. Мне нужно их услышать. Не только слушать, но и услышать. Нужно помочь им рассказать мне все, что они знают.

— Ты действительно полагаешь, что этой семье можно помочь? Они злые, бессердечные, черствые люди. А девочку нужно срочно перевоспитывать. Она уже сейчас хамит своей матери в присутствии посторонних.

— Именно поэтому мне нужно поехать туда еще раз.

— Ты думаешь, что я тебе мешаю?

— Нет, конечно, нет. Но они не будут откровенничать при вас с Эдгаром. Ему тоже лучше остаться здесь.