– Сейчас найдет, – сказала она, прислушиваясь к своим ощущениям. – Иногда находит, иногда нет. Заранее не скажешь. Сейчас, чувствую, найдет. Сказать чего от фонаря на глаз – пожалуйста! Только я так не делаю, хотя запросто могу. Но не делаю. Ты чего-нибудь особого хочешь, или только как все – муж, дети?
Полумрак изменил облик сеньоры. Рыжие волосы стали темнее, черты лица обострились, отблески заиграли на длинных серьгах, качавшихся, как колокола, и черные глаза замерцали ярче.
– Э-э… нет, – промямлила Фрэнсис. – Я, честно говоря, передумала. С вашего разрешения…
– Чушь! – отрезала сеньора. – Сегодня на меня находит, а когда ты явишься через пару дней, может и не найти. Начнем с твоего будущего мужа.
– Не надо. Я не… – залепетала Фрэнсис.
– Чушь! – повторила сеньора. – Вам всем только одно и надо, и сиди тихо. Концентрируюсь.
Она подалась вперед, затенив кристалл рукой от прямого света, и стала в него вглядываться. Фрэнсис смотрела на гадалку, ощущая какую-то неуютность. Ничего не происходило, только постепенно стихали качания серег в ушах сеньоры.
– Ха! – произнесла сеньора так неожиданно, что Фрэнсис подпрыгнула. – Симпатичный парень.
У Фрэнсис было смутное ощущение, что такие слова, Даже полностью фальшивые, надо было бы произносить в более убедительном тоне и в другой форме, но сеньора продолжала:
– Красивый галстук. Темно-синий с темно-золотым, и посередине красная строчка.
Фрэнсис тихо сидела, а сеньора, наклонившись к шару и всматриваясь, говорила:
– На пару дюймов выше тебя. Примерно пять футов десять дюймов. Волосы светлые, ровные. Красивый рот. Хороший подбородок. Нос прямой. Глаза темно-серые, чуть с голубыми искрами. Над левой бровью полукруглый шрам, старый. Он…
– Хватит! – крикнула Фрэнсис.
Сеньора взглянула на нее, и снова уставилась в кристалл.
– Ладно, тогда дети…
– Хватит, я вам сказала! – крикнула Фрэнсис еще раз. – Я не знаю, как вы о нем узнали, но это все неправда! Еще вчера я бы вам поверила, а сегодня это совсем неправда!
Она вдруг словно наяву увидела, как опускает кольцо с пятью маленькими бриллиантами на войлочную подстилку и закрывает коробку, и воспоминание было невыносимым. Она почувствовала, как закипают слезы у нее внутри.
– Случается иногда слегка поссориться… – начала сеньора.
– Да как вы смеете! Это не размолвка, это все. Кончено. Я больше его видеть не хочу. Так что хватит этого фарса.
Сеньора взглянула на нее в упор:
– Фарса! – воскликнула она, как бы не веря. – Ты мою работу назвала фарсом! Да известно ли тебе…
Фрэнсис настолько разозлилась, что слезы решили подождать.
– Да, фарс! – повторила она. – Фарс и мошенничество! Я не знаю, как вы раздобываете сведения, но сейчас это не сработало! Устарела ваша информация! Вы… вы пьяная старая мошенница, и наживаетесь на людских несчастьях! Вот вы кто!
И Фрэнсис вскочила, чтобы выбраться из комнаты, прежде чем разревется.
Сеньора сверкнула глазами и схватила ее за руку, как клещами.
– Мошенница? Мошенница! Ах ты сопливая нахальная девчонка! А ну сядь!
– Пустите руку! Мне больно!
Сеньора подвинулась совсем вплотную. Из-под сердито сдвинутых бровей смотрели горящие глаза. Она снова приказала:
– Сядь, говорю тебе!
Фрэнсис вдруг поняла, что она больше напугана, чем рассержена. Она попыталась выдержать взгляд сеньоры, но отвела глаза и села, отчасти потому, что чужая рука на запястье тянула ее вниз, но больше от какой-то нервной слабости.
Села и сеньора, не выпуская запястья Фрэнсис.
– Так ты назвала меня мошенницей!
– Вам кто-то рассказал про Эдварда, – упрямо сказала Фрэнсис, стараясь не встречаться с ней глазами.
– Вот кто мне рассказал, – сеньора ткнула свободной рукой в сторону хрустального шара. – Вот кто, и больше никто! Он мне много чего рассказывает. Но ты ведь не веришь, нет?
– Я не имела в виду… – начала Фрэнсис.
– Ладно, не ври. Имела. Никакого уважения. У современной молодежи. К старшим. Ну ладно. Таких сопливых девчонок надо учить! Хочешь, скажу тебе, когда ты умрешь? Или когда твой Эдвард умрет?
– Нет, не надо, пожалуйста, не надо!
– Ага! Боишься! Ты же не веришь, так чего же ты боишься?
– Извините меня. Я прошу прощения. Я была расстроена. Отпустите меня, по… – начала Фрэнсис, но сеньору не так-то легко было смягчить.
– Фарс! Мошенница! Соплячка! – повторила она с нажимом, и стало тихо.
Хватка на запястье Фрэнсис не ослабевала. Наконец Фрэнсис не выдержала и на мгновение подняла взгляд на сеньору. И удивилась перемене выражения ее лица: на нем теперь читался не гнев, а какая-то неопределенная встревоженность. Было похоже, что сеньору осенило вдохновение. Рука на запястье Фрэнсис сжалась еще сильнее.
– Я тебя проучу, вот что, – решительно заявила гадалка. – Тошнит меня уже от этих соплячек. Ты у меня сама все увидишь. Смотри в хрусталь!
Фрэнсис против своей воли приподняла голову и заглянула в кристалл. Это был совершенно неинтересный кусок стекла, в котором переплетались искаженные отражения.
– Это глупо, – сказала Фрэнсис. – Я ничего в нем не вижу. И вы права не имеете…
– Тихо! Смотри – и все! – оборвала ее сеньора.
Фрэнсис продолжала смотреть в кристалл и в то же время обдумывала, как отсюда выбраться. Даже если удастся освободиться, то, пока она будет бежать к двери, сеньора успеет ее поймать. А если… но тут ее мысли прервались, и Фрэнсис заметила, что кристалл уже не прозрачный. Он затуманился, как будто запотел, однако туман все сгущался и сгущался, пока не стал как дым.
Странно. Какие-то старухины фокусы. Наверное, гипнотический эффект, и кажется, что кристалл растет и растет. Он ширился и ширился, пока не осталось нигде ничего, кроме клубящегося тумана…
И вдруг все разом исчезло, и Фрэнсис обнаружила, что сидит на стуле и смотрит в прозрачный кристалл. Хватки на запястье тоже не было, а осмотревшись вокруг, она увидела, что нет и сеньоры.
Фрэнсис схватила сумочку и стала пробираться к двери. Пока она шла на цыпочках, из внутренней комнаты не донеслось ни звука. Осторожно открыв дверь, она так же осторожно ее за собой закрыла и скатилась вниз по лестнице.
Очень неприятное приключение, сказала себе Фрэнсис, торопясь уйти от этого места. В сущности, когда тебя вот так хватают и удерживают против твоей воли, надо сказать полисмену – может быть, это расценивается как нападение или еще похуже… Но так и не решив, собирается ли она звать полисмена или нет, Фрэнсис очнулась от мыслей о своем приключении и посмотрела вокруг.