Альфред смотрел на нас с подозрением. Какая ошибка – с самого начала начать заигрывать с врагом! Он недружелюбно кивнул, но руки не протянул.
– Входите, – пригласил Диксон.
Мы оказались в комфортабельной комнате – наполовину кабинете, наполовину гостиной, которая явно подтверждала слухи о его богатстве. Я уселся в роскошное кресло.
– Вероятно, вы уже знаете от своего сторожа, что мы здесь с официальным визитом, – сказал я. – Поэтому лучше покончить с этим вопросом, прежде чем мы приступим к празднованию возобновления старого знакомства. Не вредно было бы снять тяжесть с души моего друга Альфреда.
Доктор Диксон кивнул и бросил на Альфреда оценивающий взгляд. Последний продолжал стоять, ничем себя не желая компрометировать.
– Я сообщу вам всю информацию в том виде, в котором мы ее получили, – продолжал я и приступил к изложению фактов. Когда я дошел до описания черепахоподобных существ, Диксон оживился.
– Ах, так вот что с ними случилось! – воскликнул он.
– А! – вскричал Альфред, причем в ажиотаже его голос поднялся до визга. – Итак вы признаетесь! Вы признаетесь, что несете ответственность за эти несчастные существа!
Диксон взглянул на него с удивлением:
– Я нес за них ответственность, но не знал, что они несчастны. А вам откуда это известно?
Альфред и внимания не обратил на вопрос Диксона.
– Именно это нам и надо было выяснить! – визжал он. – Вы признаетесь, что…
– Альфред, – холодно сказал я, – успокойся и перестань пританцовывать на месте. Дай мне договорить.
Мне удалось произнести еще несколько фраз, но Альфред уже более не мог сдерживать давление своих паров. Он ворвался в разговор.
– Где, где вы взяли эти руки? Нет, вы мне ответьте, откуда они взялись! – требовал он с прокурорской интонацией в голосе.
– Ваш друг, по-видимому, несколько… э-э-э… театрален, – заметил доктор Диксон.
– Слушай, Альфред! – сказал я резко. – Сначала дай мне закончить, а свою арию про вампиров споешь позже, ладно?
Закончил я чем-то вроде извинения перед Диксоном:
– Мне неприятно являться к вам в качестве обвинителя, но войдите и в наше положение. Когда нам приносят жалобу, приходится ее расследовать. По-видимому, тут произошло нечто выходящее из обычных рамок, однако я не сомневаюсь, что вы нам все разъясните. А теперь, Альфред, – добавил я, поворачиваясь к нему, – у тебя, вероятно, найдется вопрос-другой, только постарайся помнить, что фамилия нашего хозяина не Моро, а Диксон.
Альфред рванулся вперед, точно его с поводка спустили:
– Я хочу знать цели, причины и методы всех этих преступлений против Природы! Я требую, чтобы мне сказали, по какому праву вы считаете возможным превращать нормальные живые существа в неестественные пародии на их натуральные формы?
Доктор Диксон добродушно кивнул:
– Весьма умелый допрос, хотя и не очень точно сформулированный. Не стоит широко и тавтологически употреблять слово «природа». Кроме того, позвольте вам напомнить, что слово «неестественный» – вульгаризм, лишенный всякого смысла. Очевидно, что если какая-нибудь вещь создана, то процесс ее создания был естественным для ее творца, точно так же, как для материала было естественно принять данную форму. Творить можно лишь в естественных границах собственной природы – это аксиома.
– Никакая игра в слова не… – начал было Альфред, но Диксон ровным голосом продолжал:
– Как я понимаю, вы хотите сказать, что моя природа позволила мне использовать определенный материал таким образом, который не может быть одобрен вашими предрассудками, не так ли?
– Возможно, найдутся и другие формулировки, но я называю это вивисекцией! Вивисекцией! – вскричал Альфред, произнося это слово, точно проклятие. – Может, у вас и есть на это лицензия, но тут произошли такие события, которые потребуют очень убедительных разъяснений, чтобы предотвратить передачу дела в полицию!
Доктор Диксон кивнул:
– Знаете, я почему-то так и думал, что у вас может возникнуть подобная идея. Жаль, что дело складывается таким образом. Я сам намеревался вскоре сделать сообщение о своей работе, и тогда эта информация стала бы достоянием общественного мнения. Но мне нужны минимум два, а возможно, и три месяца для подготовки публикации об открытии. Пожалуй, вы лучше поймете суть дела, если я расскажу все по порядку.
Он помолчал, задумчиво глядя на Альфреда, который был вовсе не похож на человека, который собирается что-то понимать. Затем Диксон заговорил:
– Главное состоит в том, что в противоположность вашим подозрениям я не пересаживал тканей, не оперировал и никаким способом не менял естественных живых форм. Я создал их.
Несколько мгновений ни я, ни Альфред не могли уяснить значения сказанного, хотя Альфреду, видимо, казалось, что он что-то понял.
– Ха! – воскликнул он. – Можете темнить сколько угодно, но ведь все равно вам была нужна основа. Для начала вам требовалось какое-то живое существо, то самое, которое вы так жестоко изуродовали, чтобы получить потом все эти ужасы.
Диксон отрицательно покачал головой:
– Нет, я выразился совершенно точно. Я создал, а затем внес в свое создание нечто вроде жизни.
Мы так и разинули рты.
– Уж не хотите ли вы сказать, что можете творить живые существа? – пробормотал я.
– Фи! – ответил Диксон. – Конечно, могу, равно как и вы. Даже наш уважаемый Альфред может – разумеется, с помощью особы женского пола. Но я говорю, что могу оживлять мертвую материю, так как нашел способ вносить в нее жизнь, вернее, некую жизненную силу.
Последовавшее длительное молчание было прервано Альфредом:
– Не верю я этому! Невозможно представить, чтобы вы здесь, в этой паршивой деревушке, решили загадку жизни. Вы попросту заговариваете нам зубы, потому что боитесь кары.
Диксон спокойно улыбнулся:
– Я сказал, что нашел некую жизненную силу. Насколько я знаю, могут существовать десятки ее разновидностей. А почему бы и нет? Кто-то же должен был рано или поздно наткнуться на одну из этих разновидностей. Удивительно, что это не случилось гораздо раньше.
Однако не таков был Альфред, чтобы легко уступить.
– Не верю я, – повторил он. – И никто не поверит, разве что вы представите веские доказательства, если только таковые существуют.
– Разумеется, – согласился Диксон. – Кто же верит на слово? Хотя, боюсь, что, изучив мои образцы, вы найдете их конструкцию грубоватой. Ваш друг – Природа – тратит много лишнего труда на то, что можно сделать куда проще. Конечно, что касается рук, которые, по-видимому, вас особенно беспокоят, то если бы их можно было достать сразу после смерти прежнего владельца, они могли бы пойти в дело, но я не уверен, что это облегчило бы задачу. Однако такие случаи – исключение, а создание упрощенных членов – дело не такое уж трудное: смесь инженерного искусства, химии и здравого смысла. Все это стало возможным уже давно, но без метода оживления не имело значения. Когда-нибудь для замены утраченных членов научатся делать их точные копии, хотя это потребует весьма сложной техники.