Утром поднялся ветер, а к вечеру над морем расстелился такой густой туман, что было видно не дальше, чем на несколько ярдов. Около одиннадцати без единого звука в Хихоне показались танки. И только треск ломающихся шаланд на их пути разбудил рыбаков.
Прежде чем все поняли, что случилось, первый уже успел выпустить пузырь. Раздались крики, началась суматоха.
Медленно и неуклюже продвигались адские машины по узким улочкам города, за ними из воды появлялись все новые и новые. Люди не знали, куда деваться: убегая от одного танка, они наталкивались на другой и так без конца; из тумана выбрасывалась призрачная нить, находила свою жертву и ускользала обратно в туман. Плотно набитые шары один за другим с плеском исчезали в море.
– Высадились, – угрюмо сказал дежурный по комиссариату и медленно опустил трубку телефона. – Мобилизовать всех боеспособных и раздать автоматы! – приказал он и добавил: – Вряд ли они помогут, но чем черт не шутит. Цельтесь хорошенько, и если обнаружите уязвимое место, тут же доложите.
Внезапно раздался взрыв, задрожали стекла; следом – еще один. Зазвонил телефон. Взволнованный голос сообщил, что это докеры бросают под танки динамитные шашки. И снова взрыв.
– Отлично! – Дежурный тут же принял решение. – Найдите их главного и от моего имени назначьте командиром.
Но не так-то просто было заставить неприятеля отступить. Бойня продолжалась почти до самого рассвета. Кто говорил, что было всего пятьдесят танков, кто утверждал, что – сто пятьдесят. Одни уверяли, что уничтожили семьдесят ползучих гадов, другие – тридцать.
Когда занялась заря и рассеялся туман, город представлял собой сплошные развалины, покрытые толстым слоем вонючей слизи. Но люди чувствовали, что заслужили лавры победителей.
– Около сотни этого дерьма, – заключил владелец паба, – уничтожили за две ночи. А сколько их еще ползает по дерьмовому дну?! Пора уже их с дерьмом смешать, дерьмо такое! Но нет! «Причин для беспокойства нет», – говорит наше дерьмовое правительство. Ха! Слышали, знаем. Причины дерьмовой нет, видите ли, для дерьмового беспокойства! Вот так и будет, пока тыщу-другую бедолаг не схрумают летучие медузы! Тогда и посыплются дерьмовые приказы, вот увидишь.
– Бискайский залив, – заметил я, – самое глубокое место в нашем регионе.
– Ну и что? – по делу спросил он.
Вот именно – ну и что. Давно прошли те времена, когда нападения совершались исключительно вблизи Глубин. Даже если взглянуть на это с точки зрения механики: медленный покатый подъем куда удобнее кручи. Но с другой стороны, чем выше давление извне, тем меньше им надо тратить внутренней энергии. Господи, как мало мы о них знаем!
Мы выпили за то, чтобы его слова не сбылись, и я побрел назад в замок.
Колдовские чары распались, я уложил вещи и сообщил всем, что утром уезжаю в Лондон.
Чтобы не скучать в дороге, а заодно войти в курс событий, я накупил кипу газет.
«Защита побережья…», «Защита побережья…» – мелькало на каждой странице. Левые ратовали за немедленное вооружение, правые называли опасность химерой и всячески ее отвергали. В принципе, ничего не изменилось. Ученые еще не создали панацею, хотя что-то, как обычно, испытывалось. Порты были забиты судами, авиастроительные заводы работали в три смены, рабочие угрожали забастовкой, а коммунистическая партия заявила, что каждый самолет – это еще один голос, отданный за войну.
"Никого не обманет, – утверждали товарищи из Кремля, – что форсирование воздушных программ не что иное, как часть буржуазно-фашистских замыслов по развязыванию войны.
Негодование русского народа, который сопротивляется одной лишь мысли о возможной войне, так велико, что в целях защиты мира правительство СССР приняло решение утроить производство самолетов. Войны можно избежать!"
Длинный анализ этого утверждения нашими советологами не оставлял сомнений, что Дельфийский оракул перенесен из Дельф в Москву, а незабвенная Пифия из храма Аполлона – прямо в Кремль.
Первое, что я увидел, открыв дверь, – куча конвертов на полу. Квартира была явно брошена. В спальне – следы поспешных сборов, в кухне – немытая посуда.
Я взглянул на настольный календарь, на нем неделю назад рукой. Филлис было нацарапано лаконичное – «_баранья отбивная_».
Рядом лежала ее записная книжка. Обычно я никогда не заглядываю в нее, придавая ей статус личных писем, но сегодня – исключительный случай – нужно было найти хоть намек, где искать Филлис. Я открыл блокнот, однако последняя запись не внесла никакой ясности.
Неугомонный мистер Нэш, ученая душа,
Открыл словарь и все слова смеясь перемешал.
И «да» – ни «да», и «нет» – ни «нет»!
О, мистер Бард! О, мистер Бред!
И пусть мне жить еще и жить, и снова, и опять,
Но, все равно, мне рифмы той вовек не отыскать -
Той рифмы, что прекрасней грез,
Что Огден Нэш с собой унес.( [12] )
– Здесь меньше грез, а больше слез, – вырвалось у меня, – и совсем никаких объяснений. Определенно никаких, – пробурчал я и взялся за телефон.
Приятно было услышать, как обрадовался мне Фредди Виттиер.
– Ну-ну, – прервал я поток приветствий и поздравлений с возвращением, – я так долго никого не видел и ни с кем incomunicado ( [13] ), что, кажется, потерял жену. Ты не просветишь меня?
– Потерял, прости, что?
– Жену, Фил-лис! – почти прокричал я.
– Фу-у-у! – облегченно вздохнул на другом конце провода Фредди. – Мне послышалось «жизнь». Филлис в порядке, не волнуйся. Она уехала с Бокером.
– Тебе не кажется, Фредди, что это не лучший способ сообщать новости? Что ты хочешь сказать этим своим «уехала с Бокером»?
– В Испанию, – лаконично пояснил Фредди, но тут же добавил: – Они там ставят какие-то ловушки на танки. В ближайшее время надо ждать от нее известий.
– Значит, она прикарманила мою работу?
– Наоборот, сохранила для тебя. Это другие пытались, а она не дала. Хорошо, что ты вернулся, Майк. Филлис продержалась на курорте куда меньше, через неделю она уже объявилась в Лондоне.
Пустая квартира вселяла в меня уныние, и я допоздна проторчал в клубе.
Меня разбудил затрезвонивший прямо над ухом телефон. Включив свет, я обнаружил, что всего пять часов утра.
– Алло?
Это был Фредди. Мое сердце тревожно забилось – с чего бы ему будить меня в такую рань.
– Майк? Одевай шляпу, бери магнитофон, за тобой уже послана машина.
– Машина? – туго соображая, переспросил я. – Что-нибудь с Филлис?