На этом она закончила передачу, и наступившую тишину нарушила Петра:
– Это она обо мне! – объявила она с такой силой, что мы чуть не потеряли сознание.
– Ох!… Тише, детка… – придя в себя, попросила ее Розалинда. – Мы ведь пока еще на наткнулись на Волосатого Джека, что ж ты так кричишь?! Мишель, – позвала она, – ты все слышал?
– Да, – задумчиво протянул он, – звучало это как-то… высокомерно, что ли… Словно она читала лекцию детям… И потом, уж очень они далеко от нас. Право, не знаю, как они сумеют добраться до вас вовремя. Погоня начнется через несколько минут – мы уже верхом.
Наши лошади по-прежнему шагали неторопливой рысью. Окружающая нас местность оставалась такой же странной для тех, кто привык к НОРМЕ. Кое-что было даже более фантастичным, чем те отклонения, про которые мне рассказывал когда-то Аксель. Я невольно испытал облегчение, когда мы, наконец, выехали на открытую местность, хотя и тут травы и кусты были непохожи на нормальные.
Лишь один раз мы остановились и сделали короткий привал. Часа через два мы подъехали к реке. С нашей стороны спуск к реке был пологий, а с противоположной – обрывистый, почти отвесный, сплошь покрытый какими-то острыми красноватыми камнями. Мы поехали вдоль берега, вниз по течению. Примерно через четверть мили замелькали деревья, похожие на огромные груши – все ветки росли у них наверху, образуя нечто вроде шапок на верхушках стволов. Наш провожатый спрыгнул на землю и повел лошадей к воде. Мы благополучно переправились через реку, она в этом месте была не особенно глубокой, но ехали не прямо, а забирая влево, туда, где на другой стороне виднелся узкий проход в крутом, как стена, склоне. Когда мы подъехали ближе, этот проход оказался еще более узким, чем казался издали. Я поначалу не представлял даже, как мы будем по нему пробираться. И в самом деле, порой наши корзины задевали за стены ущелья, и мы с трудом протискивались вперед. Метров через полтораста мы выехали из ущелья, и дорога пошла в гору. Поднявшись на гору, мы очутились на открытой равнине, и дорогу нам преградили шестеро или семеро мужчин с луками в руках. Они изумленно взирали на наших громадных лошадей и, по-моему, были не прочь дать деру. Не доезжая до них, мы остановились.
– Слезай, парень, – обратился ко мне «страж».
Петра и Розалинда были уже внизу. Как только я ступил на землю, «страж» хлестнул по спине лошади вожжами (тот, который был на второй лошади, сделал то же самое), и они укатили. Петра сразу же вцепилась мне в руку, но люди с луками по-прежнему не обращали на нас внимания: они с изумлением смотрели вслед удаляющимся лошадям.
На первый взгляд ничего резко отличающегося от НОРМЫ у этих людей не было. Но приглядевшись, я увидел, что рука одного из них, державшая лук, была шестипалой. У другого голова была похожа на коричневое яйцо без всяких признаков растительности. У третьего были непропорционально большие ступни и ладони.
Мы с Розалиндой испытали невольное облегчение от того, что не столкнулись с настоящими чудовищами, которых порой рисовало нам наше воображение. Петра тоже, казалось, успокоилась: никто из встретившихся нам не был похож на Волосатого Джека.
Когда лошади скрылись из виду, люди принялись рассматривать нас. Двое или трое отделились от группы и велели нам идти за ними, остальные отвернулись, потеряв к нам всякий интерес.
По проторенной тропинке мы с провожатыми углубились в лес, но скоро вновь вышли на открытую местность. Справа от нас была стена из красноватых утесов – обратная сторона вертикального склона, обращенного к реке. На ней там и сям располагалось множество расщелин и лестниц из грубо связанных веток, ведущих наверх. Прямо перед нами стояло несколько жалких домишек, вернее сказать, лачуг. Возле них вился небольшой дымок от костра, на котором, по-видимому, разогревалось какое-то варево. Несколько мужчин в лохмотьях и довольно много женщин, грязных и очень неряшливо одетых, расположились у костров. Время от времени кто-нибудь из них с видимой неохотой поднимался и подбрасывал ветки и сучья в костер.
Минуя лачуги, мы пошли к самому большому шалашу – он был сделан из старого брезента, которым у нас обычно накрывали стога сена. Прямо у входа в шалаш сидел человек и внимательно смотрел на нас. Когда я вгляделся в его лицо, то в ужасе попятился: мне показалось, что на меня смотрит мой отец… И тут же я узнал его… Это был тот самый «Паук», которого я видел в Вакнуке лет семь-восемь назад.
Наши провожатые подтолкнули нас вперед, и мы очутились прямо перед входом в шалаш. «Паук» внимательно оглядел всех троих. Глаза его медленно ощупали с ног до головы Розалинду – всю ее стройную фигуру, – но так равнодушно, что у меня не возникло и тени беспокойства, потом остановился на мне. С минуту он глядел на меня в упор и, наконец, удовлетворенно хмыкнул.
– Помнишь меня? – спросил он хрипловатым голосом.
– Да, – честно сказал я.
– Не очень-то похоже на Вакнук, а? – он обвел глазами равнину с лачугами и вновь уставился на меня.
– Не очень, – кивнул я.
Он помолчал, что-то обдумывая.
– Ты… знаешь, кто я? – наконец, спросил он.
– Догадываюсь, – ответил я.
– Ну? – он вопросительно приподнял брови.
– У отца был старший брат, – не очень уверенно начал я. – Сначала он был признан нормальным… А года через три после рождения у него отобрали Метрику и… он куда-то делся… Его забрали…
Он молча кивнул.
– Все правильно, да не совсем… Мать очень его любила… и нянька тоже… Когда за ним пришли, его уже не было… Понимаешь, что это значит? Они не успели… Ну, ты ведь знаешь, что они обычно делают перед тем, как избавиться от таких, как я… Словом, дело замяли, словно ничего такого и не было… – он горько усмехнулся. – Старший сын. Наследник… Вакнук должен был быть мой! Он и был бы, если бы не… – он вытянул во всю длину свою руку и секунды две рассматривал ее так, словно видел впервые. Потом он снова взглянул на меня в упор.
– Тебе известно, какой длины должна быть рука у человека?
– Нет, – сознался я.
– Мне тоже, – сказал он, – но кому-то там, в Риго, это было известно… Кому-то из грамотеев… И потому Вакнук принадлежит не мне, а я живу как дикарь… И среди дикарей. Ты старший сын?
– Старший, – кивнул я, – и единственный. Был еще один, младший, но…
– Не выдали Метрику?
Я молча кивнул.
– Стало быть и ты теперь лишился Вакнука?
Это как раз тревожило меня меньше всего. Я вообще никогда не думал, что мог (и должен был) унаследовать Вакнук. Должно быть, у меня всегда было подспудное ощущение, что рано или поздно меня раскусят и мне придется спасаться бегством. Я так долго жил с этим чувством, что теперь совершенно не страдал от той злобы и обиды, которая, по-видимому, переполняла душу «Паука». Я так ему и сказал: что, мол, только рад быть здесь, в безопасности. Это ему как будто не пришлось по душе.