Счастливые, с сияющими таинственными физиономиями, с большим «Киевским» тортом и бутылкой токая, они приехали к Нике домой. Они не собирались рассказывать о крестинах и венчании, но решили, что надо хотя бы косвенно отпраздновать эти два события с мамой и дядей Володей. Договорились, что праздновать будут как бы только поступление Ники в институт.
Мама встретила их очередным спектаклем.
– Что у нас на этот раз? Суицид или сердечный приступ? – поинтересовалась Ника.
– Да черт ее знает, – мрачно ответил дядя Володя, – сначала буйствовала, теперь лежит, разговаривать со мной не желает.
Ника вошла в комнату. Мама лежала на диване в старом стеганом халате, отвернувшись к стене.
– Мам, – позвала Ника, – вставай, давай хотя бы чайку выпьем, посидим. Я все-таки в институт поступила. Мама не шелохнулась. Ника присела на край дивана, тронула ее за плечо. Пахнуло сильным перегаром.
– Сколько же она выпила? – спросила Ника дядю Володю.
– Грамм двести, не больше. – Он отправился на кухню и вернулся с пол-литровой бутылкой водки, в которой оставалось значительно больше половины.
– Давно спит?
– Часа три. Я не засекал время.
– Мам, просыпайся, – Ника попыталась приподнять и развернуть ее, наклонилась близко к ее лицу, замерла на миг и тут же схватила мамину руку. Пульса не было.
– «Скорую», быстро! – крикнула она. Дядя Володя кинулся к телефону. Ника развернула мать, уложила на спину, принялась делать искусственное дыхание, «рот в рот». Никита двумя руками надавливал на грудную клетку. Они остановились только тогда, когда в комнату вошла бригада «Скорой». Врач констатировал смерть.
– Она умерла не меньше часа назад. Вероятно алкогольная интоксикация, – сказал он, чуть поморщившись от мощного запаха перегара.
– Она очень мало выпила, – медленно произнес дядя Володя.
– Значит, ей хватило, – врач взглянул на початую бутылку, осторожно взял ее в руки, посмотрел на свет ковырнул ногтем этикетку, – иногда попадается некачественная водка. Небольшое количество алкоголя может спровоцировать кровоизлияние в мозг. В общем, вскрытие покажет.
Его монотонный высокий голос звучал спокойно и буднично. Ника стояла посреди комнаты не двигаясь и глядела в одну точку. Глаза казались огромными черными провалами. Никита опустил голову и машинально крутил обручальное кольцо.
Бабушка Аня немного ошиблась, заказывая кольца. Нике было великовато, а Никите едва налезло на палец. Потом, через многие годы, когда руки у него стали грубей и фаланги толще, кольцо вообще невозможно было стянуть. Никита и не пытался. Носил, несмотря ни на что.
– Я же вам сказала, никаких личных дел, кроме нашей любви, у Антосика быть не могло! – Кудиярова Раиса Михайловна, 1928 года рождения, смотрела на капитана Леонтьева совершенно пустыми, безумными глазами и кричала так, что изо рта летела слюна.
– Я вас спрашиваю о другом, – капитан достал платок и быстро вытер лицо, – я спрашиваю, за семь дней ваш сожитель выходил куда-либо из квартиры?
– Нет, я вам сказала!
– То есть все это время, и днем и ночью, он находился рядом с вами, у вас на глазах?
– И днем и ночью! Это высокая страсть, и вам не понять.
– Ну хорошо, а вы сами что, тоже ни разу за это время не отлучались из квартиры?
– Разумеется, отлучалась! Нам же надо было чем-то питаться! Антосик давал мне деньги, я ходила в гастроном.
– Он мог выйти в ваше отсутствие?
– Зачем?
– Ну, я не знаю, все-таки здоровому человеку семь дней сидеть взаперти…
– Он не сидел взаперти! Мы любили друг друга!
Старший лейтенант Ваня Кашин резко встал и отошел к окну. Он давился смехом. Это был нервный смех. Капитан Леонтьев держался еще, а у Вани все так и прыгало внутри. Они допрашивали Кудиярову третий час подряд.
При обыске в ее квартире был обнаружен целый арсенал: новенькие, необстрелянные, в заводской смазке, автомат Калашникова, пистолет «ТТ», коробка с патронами, упаковка с пластиковой взрывчаткой. Кроме того, в банке из-под растворимого кофе находился порошок белого цвета с характерным запахом. Сильнейший синтетический наркотик. Имелся еще и конверт с так называемыми «промокашками», кусочками бумаги, пропитанными ЛСД.
У Кудияровой была привычка притаскивать к себе в квартиру с помойки все, что приглянется. А приглядывалось ей многое, не только одежда, но и яркие пластиковые мешки, импортные баночки, бутылки от шампуней, дырявые кастрюли, куски поломанной мебели.
Жилая комната представляла собой филиал городской свалки, и запахи вполне соответствовали обстановке. Впрочем, надо отдать хозяйке должное. Кое-что она мыла, чистила, складывала не просто по углам, а в определенном порядке.
Когда оперативники извлекли оружие из-под вороха вонючего тряпья, старуха и бровью не повела.
– Это ваше? – спросил капитан Леонтьев.
– Мое, – кивнула хозяйка.
– Вы знаете, что это?
– Знаю. Автомат и пистолет.
– Как к вам попало оружие?
– Нашла.
– Где? Когда?
– В мусорном контейнере.
– В каком именно?
– А я помню? – старуха легкомысленно тряхнула остатками волос. – Люди все сейчас выбрасывают. Разве на одну пенсию проживешь?
– Так вы что, собирались это продать?
– Зачем?
– Хотели оставить у себя?
– Не морочьте мне голову, молодой человек. Я нашла эти вещи. Они мои. И вас не касается, что я с ними собиралась делать.
– Вы знаете, что хранение огнестрельного оружия преследуется по закону?
– Вы должны искать моего Антосика, а не рыться в чужих вещах, вот что я вам скажу. А больше вы ни слова от меня не услышите.
– В таком случае нам придется задержать вас.
– Где ордер?
– Мы вам его уже предъявили.
– Это был ордер на обыск. А где на арест? Терпению капитана Леонтьева можно было позавидовать. Ваня Кашин все ждал, когда же оно лопнет, наконец, терпение капитана.