— И мы ничего другого не хотели бы. Но боюсь, что уже слишком поздно. Вам следовало подумать об этом, прежде чем открывать дверь. Вами заинтересовались, и это может оказаться…, в лучшем случае…, неприятным. А в худшем… — глаза его сквозь дым блеснули, словно драгоценные камни, и Блейк ощутил странный озноб, почти то же беспокойство, которое и вовлекло его в это приключение. Киттсон на что-то намекает, и сама неопределенность этого намека усиливает впечатление.
— Я вижу, вы начинаете осознавать серьезность положения. Когда вы должны явиться в Хейверс?
— Семестр начинается в следующий понедельник.
— Неделя… Я попрошу вас провести ее с нами. Если нам повезет, дело к тому времени будет закончено, по крайней мере в той части, которая касается вас. В противном случае…
— В противном случае вы обо мне позаботитесь? — спросил Блейк. Но он узнал голос власти. Этот человек привык отдавать приказы, которые выполняются без вопросов. Если он скажет:
«Уведите Блейка Уокерса и убейте его!», он будет устранен с той же легкостью и скоростью, с какой вывели из комнаты нападавшего. Никто еще не выигрывал от того, что бился головой о каменную стену. Лучше следовать приказам…, так он по крайней мере больше узнает.
— Хорошо. Что мне делать?
— Исчезнуть. Немедленно. Много ли у вас личных вещей? Киттсон вскочил и направился к шкафу, прежде чем Блейк понял этот ответ на свой вопрос.
— Одна сумка. — Что-то — возможно, сила личности Киттсона — вовлекло Блейка в действия, которые он не счел бы возможными еще час назад. Он закрыл свой саквояж, достал из бумажника несколько банкнот и положил на стол.
— Я думаю, мы не станем оформлять свой уход. — Это был не вопрос, а утверждение, и Блейк не удивился, когда Киттсон согласно кивнул.
Серый свет за окном стал чуть ярче. Сейчас пять минут восьмого, но в номере потемнело, как вечером, когда агент выключил свет. Блейк надел пальто, взял шляпу и сумку и готов был последовать за Киттсоном в коридор.
Они не повернули к лифту, но направились к пожарной лестнице. Ступени, пять пролетов, тихие и пустые, как и коридор, затем Киттсон остановился перед другой дверью. Снова он как будто прислушался. Вниз уходил еще один пролет, более узкий, не так хорошо освещенный. Через кладовую они прошли к лестнице, ведущей вверх. И вышли на улицу под холодный дождь. Блейк был уверен, что его проводник не только точно знает, куда идти, но и что во время бегства их никто не видел. Его вера в эффективность действий организации агента еще укрепилась, когда из-за поворота показалось такси и остановилось у обочины одновременно с ними. Киттсон открыл дверь, и Блейк подчинился невысказанному приказу. Но, к его удивлению, агент не последовал за ним. Дверца захлопнулась, и такси тут же двинулось.
На время Блейк удовлетворился тем, что просто исполнял приказ и ждал, куда попадет. Но теперь, когда поблизости не было Киттсона, не чувствовалось влияние его подавляющей личности, Блейк удивился собственной покорности, тому, что он соглашался с любыми предложениями, которые делал агент. Если это не наваждение, то очень похоже. Несомненно, самым разумным с его стороны было бы остановить такси и исчезнуть. Но у него было очень сильное подозрение, что рано или поздно Киттсон его отыщет, и тогда их взаимоотношения будут гораздо менее приятными.
Такси двинулось по узким дорогам центрального парка;
Блейк плохо знал город и потому вскоре потерял всякое представление о направлении. Они снова оказались на широких улицах. Утреннее движение было в полном разгаре, и такси обгоняло автобусы, пробиралось между грузовиками и частными машинами. Наконец оно свернуло в узкий переулок. По обе стороны тянулись сплошные стены зданий, возможно, складов. Проехав с три четверти этого переулка, шофер остановился.
— Приехали.
Блейк потянулся за бумажником. Но шофер, не оборачиваясь, сказал:
— Денег не надо. Иди в ту дверь, видишь? Там лифт. Нажми верхнюю кнопку. А теперь побыстрее, парень, тут нельзя парковаться.
Блейк нашел дверь лифта. Он нажал верхнюю кнопку и попытался сосчитать этажи во время движения. Однако не был уверен, сколько получилось: девять или десять.
Перед ним был короткий коридор, дальше единственная дверь без всяких надписей. Блейк постучал, и дверь открылась так быстро, словно его ждали.
— Входите, Уокер.
Блейк ожидал увидеть Киттсона. Но человек, встретивший его, был по меньшей мере на десять лет старше агента. Ниже ростом, и с седыми прядями в волосах. В толпе он остался бы незамеченным, но в его поведении чувствовалась спокойная уверенность. Он такая же сильная личность, как более агрессивный Киттсон.
— Меня зовут Джейсон Сакстон, — представился он. — А Марк Киттсон ждет. Оставьте свои вещи здесь.
Искусно отделенный от пальто, шляпы и сумки, Блейк был препровожден во внутреннюю комнату, где обнаружил не только Киттсона, но и рыжеволосого, который помогал убрать нападавшего в «Шелбурне».
Комната была пуста, если не считать полки с папками, стола и трех или четырех стульев. В серых стенах окна отсутствовали, стены того же цвета, что и ковер под ногами. И свет исходил из какого-то скрытого источника в потолке.
— Это Хойт, — резко представил рыжеволосого Киттсон. — Вижу, ваше путешествие прошло без неожиданностей.
Блейк хотел спросить, каких именно «неожиданностей» ожидал Киттсон, но решил, что сейчас разумнее просто слушать.
Хойт сел, вытянул длинные ноги, скрестил на плоском животе руки, поросшие коротким рыжим волосом.
— Джой знает свое дело, — лениво заметил он. — Стэн доложит, если кто-нибудь проявит интерес.
— Мне кажется, вы говорили, что ваш отец был полицейским. Где? В Огайо? — Киттсон не обратил внимания на слова своего товарища.
— Да, в Колумбусе. Но я сказал, что он был моим приемным отцом, — поправил Блейк. Он был настороже, понимая, что каждое его слово отмечается, оценивается тремя слушателями.
— А ваши настоящие родители?
Блейк как можно короче рассказал свою историю. Хойт, должно быть, задремал во время его рассказа, глаза его были закрыты. Сакстон вежливо слушал, как человек, принимающий на работу одного из многих претендентов. А Киттсон продолжал разглядывать Блека своими жесткими янтарными глазами.
— Вот и все, — кончил Блейк.
Хойт встал одним гибким и удивительно грациозным движением. Блейк заметил, что у него глаза, теперь полностью открытые, зеленого цвета, такие же властные и повелительные, как глаза Киттсона.
— Я вижу, Блейк остается? — спросил он, ни к кому непосредственно не обращаясь.
Блейк инстинктивно взглянул на Киттсона: он был уверен, что окончательное решение принадлежит агенту. А на столе он теперь заметил кое-что новое. На журнале для записей лежал небольшой хрустальный шар. Какое-то движение агента, должно быть, нарушило его равновесие, потому что он покатился к Блейку. И почти достиг края стола, когда Блейк протянул руку и взял его.