– Мелькнул силуэт, я только заметила волосы рыжие длинные. Но мы сразу к вам бросились.
– Я вообще-то сам почти врач, – сообщил мальчик, – я решил, что разумней будет заняться вами, а не догонять. Может, правда «Скорую», милицию?
– Если вы врач, посмотрите, что у меня с шеей, – попросила Катя.
Мальчик осторожно оттянул высокий ворот свитера.
– Ничего. Небольшая краснота. Вас что, задушить пытались? – Глаза за очками стали совершенно круглыми.
– Вероятно, да. Удавку накинули.
– Вас знаете что спасло? Высокий воротник. Это же велюр, толстый, плотный, да еще в два слоя. Он смягчил… Если бы удавка в голую шею впилась… мы проходили по судебной медицине… – Вы меня спасли, ребятки, вы… Спасибо вам, – слабо улыбнулась Катя. – Знаете что, проводите меня вниз, до машины.
– Нет, нельзя! Вам сейчас лечь надо! Куда вы собираетесь ехать?
– Недалеко. Я доеду – Она подняла свою сумку, валявшуюся на пороге.
На свежем воздухе ей стало значительно лучше. Прошло головокружение, сердце забилось спокойней, медленней.
– Спасибо, Машенька. Спасибо… Как вас зовут? – обратилась она к мальчику.
– Митя, – представился тот, – но вы все-таки зря садитесь за руль. Вам лучше лечь, такой шок пережили.
– Сейчас Москва пустая, спокойная. Доеду. – Она улыбнулась, включила мотор и помахала им рукой.
Они долго недоуменно смотрели вслед белому «Форду».
Паша застыл на пороге, глядя ей в глаза, и спросил испуганно:
– Что с тобой?
– Чуть не убили, – нервно усмехнулась Катя, – только что.
Он взял ее за плечи, повел в комнату, усадил в огромное кресло.
– Как ты себя чувствуешь? Ты бледная как смерть, и глаза… Она напала во дворе? Ты можешь сейчас рассказать?
– Чайку горячего сделаешь? – Катя скинула туфли, поджала ноги, съежилась в кресле.
Ее колотил озноб. Он вышел в другую комнату, вернулся через секунду, закутал ее в плед и прижался губами к краешку рта.
– Все хорошо, Катенька, все уже кончилось.
– Ты запер дверь? Она убежала… Пистолета у нее нет, была удавка. – Катя судорожно сглотнула. – Она напала прямо в квартире, в прихожей… Но на лестничной площадке случайно оказались люди. Спугнули. Дай, пожалуйста, попить. Очень пить хочется.
– Сейчас я согрею чай. Тебе не холодно? Ты дрожишь. – Он провел ладонью по ее волосам. – Давай я еще чем-нибудь тебя укрою.
– Нет. Это нервное.
– А музыку поставить? Хочешь?
– Хочу, – кивнула она, – «Чернильные пятна». Ту кассету, помнишь?
– Конечно. Ты ведь забыла ее тогда. А я переписал для тебя.
Он поставил кассету, принес ей стакан минералки.
– Чайник я включил. Может, тебе покрепче чего-нибудь? Коньяку?
– Да. Знаешь, меня, возможно, спасла еще и коньячная бутылка, и банка оливок. Я заехала по дороге в супермаркет, и, когда она напала, пакет был у меня в руках. Я попыталась им отбиваться. Правда, не знаю, задела ли я ее.
Через пять минут он принес две чашки чаю, маленькую плоскую бутылку армянского коньяка, рюмки, нарезанное яблоко.
– Опять нет никакой еды. – Он виновато улыбнулся. – На этот раз даже сосисок нет.
От коньяка Катя согрелась, дрожь прошла. Паша говорил о каких-то пустяках, она чувствовала, как он смотрит на нее, но ей было все равно. Она только что чуть не умерла. Вяло, сквозь тяжелую, почти обморочную усталость она подумала: «Если он встанет, подойдет к креслу и все произойдет сейчас, то потом уже ничего не будет. Если он притронется ко мне сейчас, то он совершенно не тот, и ничего не понимает, и я никогда больше не захочу его видеть…»
– Четыре утра. Ты спишь совсем, – спокойно заметил Паша и встал, – я постелю тебе на своей кровати, а сам лягу на диване, в другой комнате.
Едва уронив голову на подушку, она провалилась в сон.
Солнечный луч щекотно скользнул по щеке, вспыхнул мягким розовым огнем под закрытыми веками. Стало слышно, как гудит совсем рядом Садовое кольцо. Катя открыла глаза и не сразу поняла, где находится.
На часах было одиннадцать.
– Господи, а я ведь жива, и это чудо, – прошептала она, сладко потягиваясь, и как-то совсем по-новому ощущая собственное тело, – я жива… Все. Некогда разлеживаться. Надо отправляться к Луньку и прекращать этот ужас. Дать ему ключи от квартиры, объяснить, где лежит кассета, пусть он отправит туда кого-нибудь. Хорошо бы сначала позвонить, но Катя вспомнила, что записную книжку оставила дома, еще вчера утром не положила в сумку. А наизусть телефон Валеры не знала.
Она оделась, вышла в коридор и тихо позвала:
– Паша!
Никто не откликнулся. В квартире стояла тишина. Наверное, он еще спит. Не стоит будить. Пусть отсыпается. Катя отправилась в ванную. На стиральной машине лежало аккуратно сложенное белоснежное полотенце. На полочке у раковины – запаянная в пластик новая зубная щетка. Все как на заказ. Новую щетку он, вероятно, купил для себя. Придется воспользоваться.
После душа Катя привела себя в порядок, причесалась и подумала, что неплохо бы еще и кофе выпить. И вообще, надо разбудить все-таки Пашу, хотя бы поблагодарить, попрощаться.
Она осторожно приоткрыла дверь, заглянула в маленькую комнату. Там стоял незастеленный диван. Паши не было. Интересно, куда же он делся? Может, вышел в'магазин, купить что-нибудь к завтраку? Тогда надо его все-таки подождать.
Катя увидела огромный старинный платяной шкаф и зашла в комнату, чтобы взглянуть на себя в большое зеркало. На полу, между шкафом и диваном, валялся прозрачный полиэтиленовый мешок, набитый какими-то тряпками и сверху стянутый узлом. Катя всего на миг задержала на нем взгляд, и вдруг у нее сильно стукнуло сердце. Присев на корточки, она дрожащими руками разодрала узел, вытряхнула на поя содержимое мешка.
Это были женские вещи – черная шелковая юбка, лиловая блузка, парик. Ярко-рыжие длинные, вьющиеся крупными волнами волосы. Она подняла глаза, и взгляд ее уперся в небольшую темно-вишневую коробочку, которая одиноко стояла на поломанной постельной тумбе в углу. Французские духи «Мадам Жаме».
В голове молнией пронеслись слова Лунька: «Знаешь, под кем живет фирма, в которой работает твой Дубровин?.. Скелет любит Голубя, как родного сына… проверяем…»