— Это дело отличается от прочих.
Однако Дрисколл его не слушал.
— Поверьте мне. Мы их всех за пояс заткнем. Выпустим фильм в конце осени и прогремим на весь мир.
— То, о чем вы говорите, — дешевая сенсация…
— Ничего себе дешевая! Да это нечто! Ее бюджет как минимум одиннадцать с половиной миллионов.
— Я говорю не о финансах.
— Правильно. Это моя сфера ответственности.
— А моя сфера ответственности — благополучие моих пациентов.
— Да бросьте вы волноваться. Мы тоже не хотим делать халтуру. Поэтому я и прислал сценарий, чтобы вы посмотрели, нет ли там ошибок…
— Если хотите знать мое мнение, вся эта затея — ошибка.
— Да будет вам, доктор, вы же его даже не читали! — Голос в трубке стал еще громче. — Почему бы вам не сделать нам одолжение и не посмотреть? Но помните: если будут какие-то изменения, то мы должны получить их самое позднее через неделю, чтобы иметь пару дней на переделки и репетиции. Все, что мне от вас нужно, это небольшая поддержка. А если вы думаете, что Эймсу стоит приехать и поосмотреться там несколько дней, так и скажите.
— А доктор Стейнер согласился на это?
— Он сказал, что свяжется со мной, как только прочтет сценарий. Так что если вы попросите его перезвонить мне, когда он вернется…
— Хорошо.
— Спасибо. — Опять громко заиграла музыка, означавшая конец разговора. — Было приятно побеседовать с вами, — сказал Дрисколл. — Хорошего дня.
Клейборн положил трубку и откинулся в кресле. Хорошего дня. Он на мгновение представил себе, насколько хорошо проводит день Марти Дрисколл. Наверное, звонит по телефону, лежа у бассейна в Бель-Эйр, [26] нежится на солнце «техниколоровских» цветов [27] под звуки системы «долби».
Здесь солнца не было — только темнота, разгоняемая грозой, и не было никаких звуков, за исключением грома и шума дождя.
Он подумал о Стейнере, который уверенно и самодовольно расположился сейчас в первом классе самолета. Почему он не упомянул о сценарии? Неужели он не понимает, с какими сложностями это сопряжено? Как можно даже думать о том, чтобы поддерживать подобный проект, не ставя под удар достоинство профессии и хрупкое душевное равновесие пациента? Впрочем, Стейнера явно не волнует, что будет чувствовать в этой ситуации Норман. Все, что его заботит, — это то большое заседание в Сент-Луисе. [28] Что происходит здесь, для него не имеет значения. Но ведь это шоу-бизнес: все аплодисменты достаются звезде, всю работу выполняют статисты.
Клейборн покачал головой. Предубеждение. Ты слишком устал, чтобы соображать как следует. Ты ведь не знаешь, что на самом деле думает Стейнер. И ты не читал сценария…
Он отодвинул папку из искусственной кожи и принялся рассматривать фотографии. Глянцевого мужчину, снятого по пояс, с глянцевой улыбкой на глянцевом лице Клейборн узнал сразу. Пол Морган. Одна из нынешних звезд, которые… как там говорят?.. делают сборы. Но не он же будет играть Нормана?
Однако это было единственное изображение мужчины. На двух других фотографиях была запечатлена девушка, которой Клейборн не знал. Или знал? Улыбавшееся лицо с широко раскрытыми глазами не было ему знакомо и тем не менее о чем-то смутно напоминало.
И вдруг он вспомнил, где видел это лицо раньше, — на замызганных фотокопиях старых газетных вырезок в истории болезни Нормана Бейтса.
Мэри Крейн!
Этого не может быть. Мэри Крейн была жертвой Нормана, он убил ее в душевой.
Они нашли двойника.
Рассматривая девушку на фотографиях, Клейборн испытал чувство, прежде знакомое ему только по снам — снам, в которых ему угрожало что-то, чего он не мог ни увидеть, ни распознать. Но он знал, что это преследует его, и бежал сколько было сил, хотя бежать было некуда. И когда это настигало его, он просыпался.
Сейчас он не спал, но угрозу тем не менее чувствовал. Что-то…
— Доктор Клейборн!
В дверях, тяжело дыша, стоял Отис.
Клейборн поднял голову, и фотографии рассыпались по столу.
— Да?
— Скорее… там, в библиотеке… что-то случилось…
Что-то.
Он заторопился, как всегда делал во сне, но на сей раз не стал убегать, а устремился туда, откуда исходила угроза, — вниз по лестнице, не дожидаясь лифта, следом за Отисом.
Когда они оказались внизу, Клейборн окликнул его:
— Что произошло?
— Не знаю… меня там не было…
— Иначе говоря, ты оставил их одних?
— Гроза… мне нужно было проверить палату С, завести пациентов обратно… там не было дежурного. — Отис с трудом переводил дух, и лестничное эхо разносило его тяжелые вздохи. — Когда я уходил, они просто разговаривали. Отсутствовал я не больше пяти минут, а когда вернулся, его уже не было.
— Нормана?
Отис достиг первого этажа, толкнул дверь, и Клейборн последовал за ним по коридору.
— Я известил регистратуру, чтобы предупредили все этажи. Сегодня в охране Аллен, он обыскивает двор.
Когда они неслись к библиотеке, с трудом задышал уже Клейборн. Его башмаки стучали по полу, а в голове стучали слова. Норман исчез. Сбежал. И вот теперь ты бежишь. Бежишь навстречу чему-то.
Они продолжали бежать. Миновали дверь, проникли в темное помещение, устремились между книжных полок, где что-то ждало его.
Клейборн остановился и опустил глаза.
— Сестра Барбара…
Но это была не сестра Барбара, во всяком случае, это больше не было ею. Это было чем-то. Чем-то обнаженным, холодным и неподвижным, что смотрело на него невидящим взглядом, выпученными глазами, словно стремившимися вылезти из-под маски.
Именно из-под маски, потому что тело ее было мертвенно-бледным, а лицо — устрашающе-багровым. Маска, сказал про себя Клейборн. Чем еще это могло быть?