Забудь о теории, забудь о логике. Попытайся увидеть то, что таится в тумане. Клейборн вздохнул, представляя себе, кого мог скрывать густой туман минувшей ночи. Котенка, спрятавшегося под деревом, человека с ножом. Норман, которому помешали добраться до Джан, обратил свое оружие против котенка. А почему бы и нет? Ночью все кошки серы…
В окно машины постучали. Он повернулся и увидел, как кто-то отдернул от стекла руку и приблизил к нему лицо.
— Эй, просыпайтесь! — произнес Рой Эймс.
Клейборн открыл дверь и вышел из машины.
— Я не спал, — сказал он. И тут же отметил про себя, что это подтверждает его вывод. Как легко можно потерять сознание… Эймс подъехал, а он и не слышал. Да любой мог бы подкрасться к нему под покровом тумана — даже Норман…
Клейборн отогнал от себя эту мысль и взглянул на часы.
— Десять минут девятого, — пробормотал он. — Вы опоздали.
— Извините, — сказал Эймс.
Ночной воздух был сырым и холодным. Клейборн повернулся и направился к входной двери.
— Ничего. Идемте в дом. Надеюсь, он предложит нам чего-нибудь выпить.
Эймс последовал за ним. Подойдя к двери, он нажал на кнопку звонка, и за дверью раздалась серебристая трель.
С минуту они стояли на темном крыльце. Затем Эймс позвонил еще раз. Звонок послушно отозвался, но к двери никто не подошел.
— Что бы это значило? — пробормотал Эймс. — Может, он передумал с нами встречаться?
— Сомневаюсь. — Клейборн окинул взглядом жалюзи на окне. — Внутри горит свет.
Эймс стукнул кулаком по двери, и та открылась.
— Не заперто, — сказал он. — Идемте.
В просторном двухэтажном холле они увидели лестницу с белыми перилами, которая, изгибаясь, убегала вверх возле дальней стены. Из-за дверей по обе стороны холла пробивался свет.
Рой Эймс приставил ко рту ладони.
— Есть кто-нибудь дома?
Ответа не последовало. Но тишину нарушали звуки музыки, доносившиеся справа из-за двери.
— Не слышит, — сказал Клейборн. — Наверное, смотрит телевизор.
Они вышли на середину холла, потом спустились по ступенькам, покрытым ковром, в небольшой кабинет, располагавшийся поодаль. Внутри никого не было, однако на экране, висевшем на стене, мелькали фигуры, а из динамиков слышалась мелодия заключительной части «Пиний Рима». [118]
— Здесь кто-то был. — Клейборн кивком указал на стулья, расставленные вокруг кофейного столика в центре комнаты, и на скопление стаканов и пепельниц на столешнице.
— Ну, как бы то ни было, теперь их нет. — Эймс скользнул взглядом мимо стеклянных дверей и увидел небольшую дверь в дальнем конце комнаты. — Может, он в туалете?
Но когда они пересекли комнату и вышли в коридор, то увидели, что дверь с левой стороны, ведущая в ванную, открыта и там никого нет. Равно как и в большой спальне напротив.
Эймс заглянул внутрь, не преминув отметить безвкусие обстановки:
— Ну и зеркала. Как в комнате смеха.
Клейборн кивнул. Возможно, это и была комната смеха, только музыка, доносившаяся из кабинета, не располагала к веселью. Призраки римских легионов шли по Аппиевой дороге, [119] и их поступь далеким эхом разносилась в ночи.
Клейборн повернулся, а Эймс тем временем направился в другую сторону, привлеченный полоской света из комнаты в дальнем конце коридора. Он подождал, пока Клейборн подойдет к нему, и затем они вместе заглянули в кухню.
Как и большинство помещений дома, она была непомерных размеров и страдала избытком декора. По прихоти оформителя была использована отделка дубом от пола до верхних балок. Плита у стены, шкафы, шкафчики, раковина, встроенный холодильник и морозильник были декорированы темной дубовой панелью, которая поглощала и без того тусклый верхний свет. С длинной полки в центре кухни свисали ножи и предметы кухонной утвари, которые, напротив, ярко сверкали отраженным светом.
Сощурившись от блеска ножей, Клейборн тотчас вспомнил оружейную комнату в реквизиторском отделе студии. Однако эти ножи не были реквизитом, как и массивная дубовая колода.
Это была старинная колода мясника, достаточно большая, чтобы на ней уместилась четверть быка, и большой нож, воткнутый в ее край, выглядел вполне пригодным к работе. Вот только работа была уже сделана.
На колоде лежал округлый кусок окровавленного мяса. Это была голова Марти Дрисколла.
Санто Виццини подвел Джан к помещению в дальнем конце павильона, расположенному возле декорации, изображавшей душевую. Поднявшись на ступеньку, он открыл дверь, за которой горел свет.
— Ваша гримерка, — сказал он.
Джан заглянула внутрь, и ее лицо осветилось радостью, когда она увидела театральное зеркало в человеческий рост, столик, диван и кресло, а также ковер на полу.
— Вот здорово!
Виццини кивнул. С его стороны было мудро позаботиться об этих мелочах, тем самым дав понять девушке, что ей оказывается должное внимание.
В этот момент улыбка сошла с лица Джан.
— А где же Морган?
— Будет с минуты на минуту. Почему бы вам пока не зайти внутрь и не расположиться. А я пойду посмотрю, может быть, он уже приехал.
Джан вошла в гримерку, не выпуская из рук свою сумочку и папку со сценарием. Оказавшись внутри, она увидела три красные розы в вазе на туалетном столике.
— Цветы!
— Нравятся? — Виццини пожал плечами. — В гримерке звезды всегда должны быть свежие цветы.
Он двинулся в темноту павильона, не дожидаясь ответа, зная, что сейчас она закроет дверь.
Все шло так, как задумано. Картины не будет, но теперь это было уже не важно. Важно было осуществить мечту. Разве не этим занимается режиссер? Обращает фантазию в реальность одним взмахом своей волшебной палочки. До сих пор это происходило только на экране — в реальности его палочка магией не обладала. Пока не явилась она — волшебница. Глупая, бестолковая волшебница с лицом умершей девушки и телом живой женщины. Не Мэри Крейн, не Mamma, не кто-либо еще из тех, кого он знал в жизни, а не в мечтах, когда магическая сила вселялась в его палочку и он овладевал волшебницей. Но прежде он неизменно пробуждался до того, как происходило самое главное.