Женщины начали улыбаться. Только Мильви не поняла шутку.
– В таком случае не обязательно было играть с нами в этот покер. Вы могли уйти до того, как мы начали свою игру.
– Ты не права, – возразила Стефания, – без мистера эксперта игра потеряла бы свою прелесть и остроту. Тогда получалось, что мы раздеваемся друг для друга. Конечно, в этом случае госпожа Лахбаби осталась бы с нами, но это была бы совсем другая игра, лишенная всякого интереса.
– Вы понимаете, что именно вы говорите? – возмутилась Мильви. – Вы хотите сказать, что вам было интересно играть именно потому, что среди нас был мужчина?
– Двое мужчин, – напомнил обиженный Вацлав.
– Конечно, двое, – коснулась его плеча Стефания, – не обижайтесь, Вацлав, я ведь не имела в виду ничего обидного. Просто раздеваться в вашем присутствии это все равно, что раздеваться при близком родственнике. Вы нам как брат, с которым мы вместе выросли. А господин Дронго – чужой мужчина.
– Удивляюсь, как с такими взглядами ты все еще являешься членом нашей женской правозащитной организации, – язвительно сказала Мильви.
– Именно поэтому и являюсь, – спокойно ответила Стефания, – я по-прежнему считаю, что мы абсолютно равны и именно поэтому не испытываю в отличие от вас, госпожа Пухвель, никаких комплексов. Более того, я считала правильным, чтобы в нашей игре принимал участие и господин эксперт. Демонстрация равенства не на словах, а на деле. Хотя не скрою, мне нравилось раздеваться в его присутствии, как нравится это делать на наших пляжах. Но тебе, Мильви, кажется, было неприятно даже смотреть в его сторону.
– Что ты хочешь сказать? – покраснела миссис Пухвель.
– Хватит притворяться. Мы уже давно знакомы. И хотя иногда переходим на «вы», но у нас нет секретов друг от друга. И тебе прекрасно известно, что я знаю, как ты в прошлом году летала в Сан-Франциско, чтобы зарегистрировать свой брак.
Наступило молчание.
– Это мое личное дело, – сказала немного дрожащим голосом Мильви, – никто не имеет права меня осуждать.
– Никто и не осуждает, – ответила Стефания, – но тогда и тебе не нужно вечно выступать в роли этакого своеобразного цербера нравов. Это твое личное дело, с кем и когда жить. А мое личное право – играть в любую игру, которая мне нравится, и с любыми мужчинами, с которыми я хочу играть.
– Что вы все время говорите намеками, – встрепенулся Энтони, на которого кофе подействовал отрезвляюще, – при чем тут брак госпожи Пухвель?
– Ей было неприятно присутствие за столом господина эксперта, – пояснила Стефания, хищно улыбнувшись.
– Она стеснялась, – Вацлав все еще пытался защитить Мильви.
– Нет. Она просто не любит мужчин, – безжалостно парировала Стефания, – ей больше нравятся женщины. Ведь она зарегистрировала свой брак со своей подругой.
Все посмотрели на Мильви Пухвель.
– Это мое личное дело, – снова повторила уже окончательно разозлившаяся Мильви, – достаточно и того, что я приняла участие в вашей идиотской игре. А вы так охотно раздевались перед этим мужчиной! Мне с самого начала было неприятно оставаться в зале казино, но я принципиально осталась, чтобы не давать повода для лишних разговоров.
«Вот тебе и целлюлит, – вспомнил Дронго, посмотрев на Вацлава, – все правильно. Они и должны поддерживать друг друга. Вацлав Сольнарж любит только мужчин и поэтому понимает Мильви Пухвель, которая также предпочитает однополую любовь и даже вышла замуж за женщину. Или сама женилась на ней. Не знаешь даже, как произнести эти слова. Правильнее сказать, зарегистрировала свой брак с подругой. Конечно, это ее личное дело». Дронго был абсолютно убежден, что обвинять людей в пристрастии к однополой любви не только аморально, но и противоправно. Каждый человек имеет право на свою любовь и на свои отношения. Это личное дело любого индивидуума, и никто не имеет права вмешиваться в подобные отношения или осуждать их.
– Миссис Пухвель, – примиряюще сказал Дронго, – я хочу вас заверить, что никого из присутствующих не интересует ваша сексуальная жизнь. Это ваше личное дело. Только не нужно в таком случае осуждать других. Вы проявили силу характера, решив остаться и сыграть с нами в этот покер. Но давайте не будем осуждать друг друга.
– Теперь понятно, почему вы так активно выступали против, – улыбнулась Каролина, – но вы вели себя слишком неадекватно и этим вызвали наши подозрения.
Динара изумленно смотрела на госпожу Пухвель. Она даже не подозревала, что ее соседка сторонница однополой любви.
– Сколько у нас скрытых тайн, – усмехнулся Дикинсон, – одна любит женщин, другой любит мужчин, одна правозащитница раньше работала в службе безопасности, другая разоряла своих мужчин, третья разоряла своих клиентов. И кто-то украл куклу у мертвой баронессы. Браво, вы все молодцы, – он попытался захлопать в ладоши, но не сумел попасть ими друг об друга. Вместо этого он опустил голову на стол и заснул.
– Ему нужно в кровать. Он все еще не пришел в себя, – брезгливо заявила Мильви.
– Подождите, – прервала ее Стефания, – насчет тебя и Вацлава мы все поняли. Насчет разоренных мужей – это, очевидно, камень в Каролину, а насчет разоренных клиентов упрек был адресован мне. Но кто из наших дам работал в службе безопасности? Я такой не знаю.
– Он помогал нам в штабе и изучил все наши биографии, – напомнила Мильви, – нужно отправить его в кровать.
– Про кого он сказал? – упрямо спросила Стефания. – Неужели про вас, Динара?
– Нет, – испугалась молодая женщина, – это не про меня.
– Это я работала в службе безопасности, – сообщила Катиба, – и никогда этого не скрывала. Я занималась этой работой в наших зарубежных представительствах.
Все ошеломленно замолчали. Стефания даже открыла рот, чтобы прокомментировать это признание, но все же решила промолчать. Каролина усмехнулась. Мильви изумленно смотрела на Катибу.
– Что вас так удивило? – подняла брови Катиба. – Я не работала осведомителем или агентом спецслужб. Я была офицером службы безопасности за рубежом, работая в наших посольствах. Ничего особенного в этом нет. Одиннадцать лет назад я ушла оттуда. Вот и все. В моей биографии об этом написано. Работала в зарубежных посольствах и представительствах.
– Вы офицер спецслужбы? – уточнила Мильви.
– Бывший офицер, – ответила Катиба.
– А нам вы казались такой скромной женщиной, – издевательски усмехнулась Стефания, – просто идеалом мусульманской женщины и борцом за их права. Насчет вас я была не права. У вас опыта гораздо больше, чем даже у нашей уважаемой миссис Лидхольм.