Словом, дисциплина в китайской армии практически отсутствовала. И трудно — ох, как трудно! — было воевать с более организованным врагом. Не спасало владение мечом и даже луком, так как противник избегал ближнего боя и норовил всё чаще применять огнестрельное оружие.
Воинская доблесть среди китайцев не пользовалась особым уважением. Если кто и отличался, то исключительно в целях продвижения по службе. Каждый солдат мечтал стать генералом, но при этом категорически не хотел жертвовать своей жизнью во имя Родины. Многие китайцы любили цитировать своего мудреца Менцзы: «Любящие войну заслуживают величайшего наказания. Человек, утверждающий, что он может собрать войско, и что он искусен в сражении — величайший преступник». Ну, и как можно с такими мыслями стать отважным солдатом? Иные командиры первыми убегали с поля боя, подавая пример солдатам. А ведь ход сражения зависел именно от боевого духа командного состава.
Тайпинский вождь Хун Сюцюань сразу понял, что одолеть врага можно только с помощью организованной, хорошо управляемой армии.
А маньчжурское правительство ещё десять лет назад должно было задуматься над проблемами армии и принять действенные меры. Ведь именно тогда китайские войска потерпели сокрушительное поражение в первой «опиумной» войне с англичанами. За десять лет можно было перевооружить и обучить своё войско, однако маньчжуры не сделали никаких выводов.
Первая «опиумная» война началась при императоре Даогуане в 1840 году, и причиной её стал именно опиум. Наркотик этот был известен в Китае ещё с VIII века, но использовался тогда лишь в медицине. Однако уже с XVIII века, с периода оккупации Тайваня голландцами, стало известно и о других свойствах опиума. К концу XVIII века он превратился в серьёзную общественную проблему. Именно опиум, как самый удобный и прибыльный товар, избрали англичане главным предметом своего экспорта в Китай.
Веками китайцы совершенно не стремились ни с кем торговать. Вели замкнутый образ жизни, старались не пускать к себе иностранных купцов. Многовековая изолированность привела к тому, что они вообще не принимали ничего иностранного. Мало ли что там предлагают заморские торговцы! Китайцы могут полностью обеспечить себя сами. Рынок Поднебесной империи не принимал ни английского сукна, ни даже индийского хлопка. А иностранцам очень хотелось торговать с Китаем. Но чем же их заинтересовать? Только опиумом.
В 1757 году английская Ост-Индская компания захватила в Индии районы, производящие опиум, и стала продавать его в Китай. В обмен на опиум английские купцы получали шёлк-сырец, чайный лист и серебро. Неподалеку от китайских берегов, в районе Гуанчжоу, они устроили плавучие склады, где и хранился опиум.
В самом Китае ввоз опиума неоднократно запрещался императорскими указами. Но указы не исполнялись. Во время правления Даогуана опиум курили уже более двух миллионов человек. Это было настоящим бедствием!
В 1838 году Даогуан собрал императорский совет и, наконец, всерьёз поднял острейшую проблему. Одни предлагали легализовать торговлю опиумом и таким образом увеличить доходы казны. Другие требовали положить конец распространению великого зла.
Император решился на жёсткие меры. Послал в провинцию Гуанчжоу генерал-губернатора Линь Цзесюя, отличившегося тем, что в своих провинциях Хунань и Хубэй он почти полностью искоренил употребление опиума. Линь Цзесюй был вызван ко двору и за двенадцать аудиенций сумел убедить императора в эффективности своих мер. В конце 1838 года он получил назначение в качестве особоуполномоченного от императорского двора в провинцию Гуандун — именно там, в районе Гуанчжоу были сосредоточены главные склады наркотика. Товар конфисковали и публично сожгли.
Однако все эти меры не разрядили ситуацию, а только ещё больше накалили её. Европейцы, понесшие колоссальные убытки, возмутились и преисполнились решимости взять реванш. В ноябре 1839 года произошло крупное столкновение между английскими военными судами и кораблями военно-морского флота Китая. Формально ни одна из сторон не объявляла о начале войны. Англичане требовали компенсации за убытки и разрешение торговать опиумом. Правительство Китая не уступало. Тогда в 1840 году английский флот, в состав которого входило двадцать боевых кораблей, направился в сторону Пекина. Несколько прибрежных городов были взяты очень быстро, а когда английские корабли подступили к Нанкину и начали готовиться к штурму, Пекинское руководство убедилось в бесполезности дальнейшего сопротивления. В 1842 году в Нанкине был подписан мирный договор. На его основании Великобритании уступили Гонконг, открыли пять китайских портов для торговли и ещё уплатили контрибуцию. Вопрос об опиуме не был затронут вообще. Торговлю им не узаконили, но продолжали вести на прежних основаниях. Таким образом, англичане получили то, к чему стремились — доступ на китайский рынок на выгодных для себя условиях. А китайцы потерпели полное фиаско.
Сразу после поражения китайских войск в первой «опиумной» войне были сделаны слабые попытки реорганизовать армию по европейскому образцу, но это не привело ни к каким результатам. И всё потому, что китайцы очень негативно относились ко всему иностранному и к самим иностранцам, называя их не иначе, как «варвары», «дикари» или «взбунтовавшиеся вассалы».
И вот через десять лет, прошедшие от конца первой «опиумной» войны, маньчжурское правительство вновь осознало несостоятельность своей армии. Войска не могли справиться даже с восставшими тайпинами.
1853 год для маньчжурского императора Сяньфэна выдался очень напряжённым. Практически весь бассейн реки Янцзы был охвачен восстанием. Тайпины захватили Нанкин и приближались к столице. Надо было что-то предпринимать. Правительственные войска терпели поражение за поражением, и даже некоторые солдаты переходили под знамёна тайпинов.
Чиновники докладывали Сяньфэню о тяжёлой ситуации, и тот пришёл в ярость, узнав, что маньчжурские полководцы проигрывают.
— Надо что-то предпринять, — жаловался он Ланьэр.
— Десятитысячелетний господин должен просто назначить новых генералов, более способных, — ответила наложница. — Лучше, чтобы они были уроженцами тех мест, где будут воевать. И ещё надо привлечь на нашу сторону могущественные китайские кланы. Им тоже, наверно, не по вкусу тайпинские вожди, которые отберут у них все богатства и приравняют к обычным простолюдинам. Тайпины хотят построить Царство с равными правами для всех. Богатым китайцам это совсем не нужно, — она немного подумала и продолжила: — А ведь среди китайской знати наверняка найдутся способные военачальники.
— Не думаю, что Государственный совет будет в восторге. Китаец, управляющий маньчжурскими войсками?! Немыслимо! Такого ещё не было, — император пожал плечами.
— Сын Неба вправе сам устанавливать законы, — сказала Ланьэр.
Сяньфэн улыбнулся. Ему понравилась эта мысль.
— Ещё можно попросить о помощи иностранцев, — продолжила Ланьэр. — У них сильные военные командиры и хорошее оружие.
Сяньфэн задумался.
— Да, может быть, это и неплохой шаг, — через некоторое время проговорил он. — Они согласятся, потому что тайпины, придя к власти, наверняка отберут у них Гонконг, который мы отдали по договору 1842 года, и не разрешат торговать во многих портовых городах.