Оба сана на входе удивленно воззрились на них, когда заметили мальчика. Но, очевидно, они не знали, кто это был, и, подозрительно осмотрев его, утратили к нему всяческий интерес. «Хорошо, — ехидно подумала Сендрин, — скоро вы узнаете, кому позволили пройти».
Она отослала измученных девочек в их комнаты, чтобы они могли умыться и переодеться. Сама она в нерешительности осталась стоять перед домом. К кому ей обратиться? Тит находился, как обычно, в пути, а Мадлен, при всей своей любви к ближнему, не сможет понять, как она могла настроить против себя всю деревню, да к тому же в такие неспокойные времена. Разве не сказали близнецы, что такие казни случаются нередко? Мадлен не вмешивалась в это раньше, и сегодня она наверняка не изменила бы своего мнения.
Значит, оставался только Адриан. Сендрин побежала, держа маленького сана за руку, к конюшням, но там она узнала, что Адриан рано утром уехал верхом в Виндхук.
Чувство отчаяния и безнадежности охватило ее с новой силой. До сих пор она не осознавала того, что сделала, в полной мере. А сейчас под ударом судьбы сломались все внутренние барьеры, и в ее воображении возникли видения размахивающих оружием гереро, которые заживо сжигали ее вместе с ребенком. Она была предоставлена сама себе. Не было никого, кто мог бы дать ей совет.
Она пошла в сарай и успокаивающе заговорила с малышом, но лишь убедилась в том, что он не понимал ни слова из того, что она ему говорила. Впрочем, она, кажется, гораздо более нуждалась в утешении сама, нежели это требовалось ему. Мальчик выглядел безразличным, наверное, он был в шоке. Кто ему сейчас был нужен — так это врач или хотя бы кто-то, кто мог бы поговорить с ним о том, что случилось с его семьей.
Наконец она придумала, что нужно было делать. Сендрин приказала конюхам приготовить упряжку. Она взяла кучером сана, который, как она знала, мог носить оружие.
Вскоре после этого упряжка покатила к воротам. Сендрин замотала мальчика в одеяло и обняла его. Он все еще беспрекословно подчинялся ей.
Она не решалась посмотреть назад, из страха увидеть в одном из окон Мадлен. Но последствия ее решения были ей давно безразличны. Главное, чтобы она доставила ребенка в надежное место. Все другое уже очень давно находилось вне ее власти.
На небе собирались дождевые тучи. Боги приняли жертву сельских жителей.
* * *
Под серым покрывалом облаков Виндхук выглядел еще меньшим, чем обыкновенно, каким-то немного потерянным. Несмотря на мрачную погоду, очень хорошо просматривалась местность в северном направлении. Отдельные капли уже падали с неба, но дождь еще не начался.
За все время пребывания Сендрин на Юго-Западе до сих пор не выдалось ни одного дождливого дня. И пусть много раз она желала влаги и прохлады, как раз теперь она чувствовала настоятельную потребность в солнечном свете. Так сильно она уже привыкла к этой стране и яркому свету над ней. Потемневшее небо теперь еще более угнетающе действовало на ее настроение, чем это бывало когда-то дома, в Бремене. Ясный как стекло вид до самого горизонта, воздух, который, кажется, вибрировал от напряжения, и тусклые сумерки создавали впечатление полной заброшенности. Ее надежды заметно таяли.
Упряжка миновала ферму на краю Виндхука, повернула на одну из более широких улиц и проехала мимо белых колониальных строений. Сендрин попросила сана, чтобы он высадил ее на вокзале. Она не хотела, чтобы мужчина увидел, куда она пойдет с мальчиком.
Вскоре она и малыш уже двигались пешком. Она снова почувствовала, что за ней наблюдают со всех сторон, на этот раз для этого были все основания. Молодая белая женщина, которая держит за руку мальчика-сана, должна была, несомненно, обратить на себя внимание. Никто не окликал ее, но многие смотрели ей вслед, некоторые на улице, открыто, но большинство — скрываясь за припорошенными пылью стеклами.
А затем, так же неожиданно, как и в первый раз, она внезапно оказалась в квартале санов. Женщины, сидящие перед хижинами, внимательно смотрели на нее, а кучка детей снова увязалась за нею. Мальчики и девочки атаковали маленького сана вопросами, которых она не понимала и на которые ребенок никак не реагировал. Лучше всего было бы найти немецкого врача, но внутренний голос подсказывал ей, что маленького сана надежнее всего спрятать среди его соплеменников, при условии, что никто не узнает об обстоятельствах, из-за которых мальчик покинул деревню.
Ее опасения вскоре рассеялись. Никто не выказывал робости перед ребенком, никто, кажется, не находил в нем ничего такого, что разглядели жители деревни. Саны, похоже, не утруждали себя контактами друг с другом вне своих семейных союзов, и такая их склонность к обособленности могла оказать мальчику неоценимую услугу. Вряд ли кто-то из санов деревни Каскаденов забредет сюда и узнает его.
Женщины поднялись со своих мест у очагов и окружили Сендрин и ребенка. Одна из них протянула руку мальчику, и Сендрин подтолкнула его к ней. Женщина наклонилась и заговорила с ребенком, не получив при этом никакого ответа. Мальчик, остановившимся взглядом смотрел сквозь нее. Черты лица женщины стали суровее, и она с подозрением направила свой взгляд на Сендрин. Она защелкала что-то на языке санов, и немедленно толпа женщин вокруг Сендрин стала еще теснее.
Страх судорожно сжал ей горло. Сендрин тотчас ощутила направленную на нее плохо скрываемую враждебность. Женщина, которая заговорила с ней, подняла теперь мальчика на руки и надавила на его неприкрытую грудь. Ребенок тупо смотрел через ее плечо, не реагируя ни на нее, ни на Сендрин.
Но у Сендрин были в этот момент более важные заботы, чем поведение малыша. Женщины, кажется, обвиняли ее в таком состоянии ребенка. Она пролепетала несколько фраз, смысл которых едва ли могла понять сама, и хотела было отступить назад. Но там стеной стояли женщины-саны, выражение лиц которых давало понять, что они не пропустят Сендрин. Вместо этого толпа вокруг нее стала еще теснее, и вот уже Сендрин отделял от угрожающих ей женщин самое большее один метр. Она была выше каждой из них почти на голову, но, если бы она начала оказывать сопротивление, можно было бы предвидеть, что ей не выстоять долго, учитывая большой численный перевес. Если не произойдет чуда, она пропала.
Чудо явилось в образе маленького мужчины, который вышел из одной хижины и, дико жестикулируя, набросился на женщин. Кольцо немедленно расступилось, и мужчина вступил в центр круга.
Сендрин сразу узнала это лицо. Это его она видела ночью на руднике. Лицо, которое в темноте склонилось тогда над ней.
— Я говорю на твоем языке, — сказал мужчина почти без акцента. Его голос звучал как шелест ветвей акации, сухо и ясно. — Доверься мне.
Ее внезапный испуг на мгновение сменился надеждой. Но она тотчас сказала себе, что было бы смешно доверять мужчине, который ворвался ночью в ее комнату.
Сан заговорил с женщинами громко и отрывисто, затем вышел вперед и погладил рукой черные курчавые волосы малыша. Он обменялся несколькими словами с женщиной, которая держала ребенка на руках, затем отослал ее прочь.