Она услышала, как он встал и босыми ногами подошел к ней. Она подумала: если он меня сейчас обнимет, я его ударю. Я не делала этого как минимум десять лет.
— Посмотри на меня, — сказал он, — пожалуйста.
Она неохотно повернулась к нему. Их взгляды на мгновение пересеклись, но Сендрин все же старалась смотреть мимо него.
— Нанна и я сочетались браком два года назад, — сказал он.
— Нанна?
— Она — гереро.
Сендрин моргнула.
— Где она сейчас? Или ты запер ее в шкафу?
— Она сейчас среди своих людей, в пустыне. Она возвратится завтра.
— Ее люди — это ее семья?
Он кивнул.
— Что они сделали бы, если бы узнали, что ты с семнадцати лет спишь со своей сестрой? Привязали бы тебя к столбу для пыток?
— Они убили бы меня, — проговорил он серьезно.
— А Нанна?
— Простила бы меня. Она любит меня. И я люблю ее.
Сендрин крепко сжала губы и кивнула.
— Да, я могу в это поверить, — выдавила она наконец из себя.
Некоторое время они стояли друг против друга, затем Сендрин прошла мимо Элиаса и покинула спальню. По пути ей бросились в глаза несколько украшений с деревянными бусинами и перьями, кроме того, на комоде лежало несколько блестящих браслетов. Больше ничего не говорило о том, что в этом помещении обитала женщина. Но Нанна была гереро. Ее культура не знала никаких туалетных столиков и зеркал.
Сендрин прошла в крохотную комнатку, куда Элиас поставил тахту для нее. Саны сложили ее чемоданы и сумки в кучу, и Сендрин понадобилось некоторое время, чтобы найти одежду, которую искала: мужские брюки цвета хаки, купленные у бродячего торговца в форте Оутйо, длинную рубашку из плотной ткани и широкую куртку. Оказалось, что куртка была ей немного велика — слишком широка в плечах, но это не мешало ей. Она торопливо прошла через магазин и обежала вокруг дома, пока не оказалась на краю крутого обрыва. Там она опустилась на корточки и смотрела на абсолютно черное море. Небо стало темным. Серп луны и первые звезды блестели в африканской ночи.
Она опасалась, что Элиас последует за ней, но надеялась, что он даст ей некоторое время, чтобы обо всем подумать. Однако он беззвучно подошел и присел рядом с ней. На нем была та же одежда, что и днем, — полотняные штаны и куртка. На шее висела тонкая кожаная лента с одной бусиной из слоновой кости. Странно, что она не заметила этого раньше.
— Ты злишься на меня, — утвердительно произнес он и пропустил сквозь пальцы горсть песка. Ветер сдул песчинки в пропасть.
— Бывает, братья и сестры ссорятся, — горько возразила она. — Такое случается.
— Но ты же останешься, не так ли?
— Было бы лучше, если бы я уехала?
Он взял ее за руку, хотя они все еще не решались посмотреть друг другу в глаза. Оба смотрели вниз, на дюны и шумящий прибой. Во мраке холмы песка светились, словно кости мореплавателей, погребенные под ними.
— Я хотел бы, чтобы ты осталась. И чтобы ты познакомилась с Наиной. Она тебе понравится.
— Естественно.
— Я серьезно. Она понравится тебе.
— Разве у меня есть выбор? Пока караван не прибудет, мы вынуждены будем как-то терпеть друг друга.
— Не будь несправедливой, — он отпустил ее руку и потер глаза. — Это наша вина, а не Нанны.
— Мне не нужно было сюда приезжать.
— Не говори чепухи, Сендрин! Я тебя очень люблю, ты же знаешь.
— Скажи: сестренка, — и я сломаю тебе нос.
Элиас тихо засмеялся.
— Такой ты мне больше нравишься. Ты изменилась за последние два года. Я думаю, ты гораздо лучше приспособлена к этим местам, нежели думает твой капитан.
— В качестве невесты контрабандиста?
— Почему нет? — ухмыльнулся он. — В деревне есть много приятных мужчин. Один, к примеру, даже изучал философию. Понятно, что он старый, и у него деревянная нога, некоторые даже утверждают, что он немного сумасшедший, — но вы определенно подошли бы друг другу…
— Ты должен позаботиться о приданом.
Его ухмылка стала еще шире.
— Об этом можешь не беспокоиться.
Она никогда не смогла бы действительно злиться на Элиаса, для этого она была слишком к нему привязана. Вместе они пережили многое. Какое право она имела упрекать его в том, что он встретил и полюбил другую женщину? Ее собственные слова пришли ей в голову: такое случается. Она улыбнулась, ей хотелось, чтобы это выглядело так, будто она сердится.
— Тебе не мешает то, что ты изменил своей жене? — спросила она.
Элиас скривился.
— О, большое спасибо, Сендрин! Чудесные ощущения, правда. Прекрасно, что ты сыплешь соль на рану. Это именно то, в чем я больше всего нуждаюсь в настоящий момент.
— Что ты хочешь от меня услышать? Что мне очень жаль, что я соблазнила тебя?
— Ты не соблазняла меня. — Он повернулся к ней. — Давай прекратим это. Пойдем в дом. Скоро станет холодно.
— Можешь спокойно идти. Я хотела бы еще немного посидеть здесь.
— Одна, как я понимаю.
Она молча кивнула, и Элиас поднялся.
— Будь осторожной, не простудись.
— Как настоящий старший брат!
Элиас пожал плечами и скрылся в доме.
Сендрин, однако, продолжала смотреть на море и искать в темноте горизонт. Луна отражалась на гребнях волн, как серебро, сверкающее во мраке.
Часы, проведенные в постели, еще раз промелькнули перед ее мысленным взором. Она хотела испытать чувство стыда, но ей это не удавалось, Она должна была бы сожалеть о случившемся — из-за Нанны, возможно, также из-за себя самой, — но она еще слишком хорошо помнила о том, что было раньше между нею и Элиасом. Пусть с тех пор прошло два с половиной года, но сейчас ей казалось, будто они не виделись самое большее несколько дней.
А как же Адриан? Она любила его, и ее поцелуи при прощании были искренними. Такие ли у них взаимоотношения, чтобы речь могла идти об измене? На этот вопрос она сегодня не могла дать никакого ответа. Собственно говоря, и так все было хорошо. Так было легче не замечать спазмы в животе и комок в горле.
Элиас был прав, когда говорил, что она изменилась. Наверное, перемены произошли уже вскоре после ее прибытия на Юго-Запад, но Сендрин осознала это только тогда, когда на своих руках доставила маленького мальчика в Виндхук. О да, она изменилась, и она спрашивала себя, не ее ли видения были одной из причин этого. Ей казалось, будто те события, которые она видела, нет, которые она пережила, дали ей силу, ранее ей несвойственную.
Но было еще кое-что. Когда Элиас сказал ей, что женат, она на несколько секунд почувствовала к нему глубокую ненависть.