— Ты не ответил на мой вопрос.
Какой-то момент все выглядело так, словно давно накопившийся скрытый гнев — на себя самого, не на Кристофера — вот-вот вырвется из Даниеля. Затем он прикусил губу и нарочито расслабился, хотя в нем все по-прежнему кипело.
— Ты здесь ни при чем, — выдавил он из себя. — Правда.
— Ах, вот как? — Кристофер холодно улыбнулся ему. — Странно, но у меня создалось совсем другое впечатление.
— Да, — сухо ответил Даниель, — действительно странно.
Впоследствии никто из них не мог вспомнить, кто начал первый. Вдруг, без всякого повода они набросились друг на друга как драчливые собаки. Кристофер схватил шею Даниеля в замок, в то время как Даниель размахнулся и нанес Кристоферу удар в живот — секундой позже он высвободился из его рук и продолжил драку. Он с силой оттолкнул Кристофера: тот стукнулся своим ушибленным коленом о дверную раму и, задыхаясь, рухнул.
Даниель стал над ним и сам был удивлен внезапной вспышкой жестокости. На повязках у него виднелись два темно-красных пятна. Какой-то момент все выглядело так, словно он хотел было протянуть Кристоферу руку, чтобы помочь ему подняться, но не сделал этого.
— Извини, — пробормотал он и, повернувшись, закрыл за собой дверь.
Кристофер быстро поднялся и хотел было броситься за Даниелем, но затем остыл — после драки кулаками не машут. Он понял это еще в приюте.
Что же: собственно, произошло, почему между ними возникла драка?
Он был, конечно же, зол на Даниеля, однако, его также смущала собственная реакция. Какая черная кошка пробежала между ними, что они вот так набросились друг на друга?
С силой хлопнув за собой дверью Кристофер упал на кровать. Остаток ночи он провел без сна, вслушиваясь в темноту. Крик либо смолк, либо просто не мог проникнуть сквозь толстые старые стены.
Все, что он слышал, был тихий шепот моря, звучащий как шум в раковине, объединяя игру воображения с реальностью.
* * *
Ауре снилась оса, скачущая на её груди и готовая в любой момент ужалить. Оса играла со своей жертвой, оттягивая нападение, но затем жало её вонзилось в мягкую кожу, в средину светло-коричневого соска. Боль пронзила Ауру как стрела, заполонив её, вспыхнув и разгоревшись подобно огню, а затем исчезла.
Резко проснувшись она начала бить руками вокруг себя. В ней нарастала паника, и она закричала.
Никто не услышал: её комната находилась слишком далеко от остальных.
Девушка испуганно отбросила в сторону одеяло и распахнула ночную рубашку: на груди ничего нет — ни осы, ни жала. Это был всего лишь сон.
Вспотевшая и измученная, Аура лежала в кровати, потом поднялась и ступила на коврик. Даже через коврик она чувствовала холод пола под ногами, и это после того, как она растопила вечером печь. Но паркет был всегда холодным, его неизменный холод был частью этого замка.
Аура сняла ночную сорочку и принялась осматривать свои ноги. Золотые кольца переливались на внутренней стороне её бедер, на каждом по девятнадцать. Пять дней назад она продела тридцать восемь сережек в кожу своих бедер, и боль, которую они причиняли, стала её постоянной спутницей. Это было не так больно, как она ожидала, но достаточно было резко повернуться, чтобы вспомнить о тех тридцати восьми месяцах в интернате, которые ей предстояли. На каждый месяц по одному кольцу.
Странно, что именно Фридрих навел её на эту мысль незадолго до своего отъезда в Африку, примерно с год назад. Тогда он рассказывал в кругу семьи о туземцах, увешанных украшениями в самых невероятных местах своего тела.
Но Аура носила кольца на бедрах не в качестве украшений. Она знала, что привыкнет к мучительной отупляющей жизни в интернате. Сережки должны будут постоянно напоминать ей о муках, о предательстве её отца: Нестор не стал возражать против ее отъезда, на чем, без сомнения, настояла ее мать. Аура была уверена, что интернат — идея Шарлоты: только она могла придумать такую подлую жестокость.
Пройдет месяц и Аура вытащит одно кольцо из кожи: так она всегда будет помнить, что причинили ей мать и отец. Что значило легкое жжение по сравнению с намного более сильной болью насильственной разлуки?
Аура натягивала платье, когда в дверь постучали. Она быстро опустила юбку — никто не должен был узнать о кольцах.
— Кто там? — спросила она, быстро застегивая крючки на платье, последний из них как всегда застревал.
— Это я. — Дверь отворилась и в комнату вошла Шарлота.
«Отлично, — разочаровано подумала Аура. — Как раз вовремя».
На Шарлоте было надето одно из её горячо любимых платьев — платье-хорошего-настроения — такое пестрое и яркое, что нарочитая веселость красок должна была всем бросаться в глаза. Но сказать об этом матери — только даром терять время. Кроме того, они уже давно не разговаривали о таких пустяках, как мода. Ведь были дела и поважнее — ссоры, например.
Прежде чем сказать что-либо, Шарлота обошла вокруг дочери и помогла ей с крючком на платье.
— Спасибо, — холодно сказала Аура. Она присела на край кровати и принялась зашнуровывать доходящие ей до щиколоток ботинки, сделанные из мягкой, темно-зеленой кожи. Любимая обувь Ауры: она старалась носить их как можно чаще.
— Фридрих останется на завтрак? — спросила она первое, что пришло ей на ум. Аура понятия не имела, чего хотела от нее Шарлота: мать крайне редко появлялась в её комнате.
— Он уже уехал, — ответила Шарлота и подошла к окну, на котором были изображены два поросенка и лебедь с острыми рогами, — все они выглядывали из пасти большого котла. Аура терпеть не могла этот сюжет, но в последнее время перестала его замечать.
Пестрый свет, льющийся из окна, делал краски на платье Шарлоты еще невыносимее.
— Раз он уехал, то, вероятно, ты уже позавтракала, — сказала Аура.
— Да, мы позавтракали с Фридрихом. — Шарлота поздно заметила, что в её подтверждении не нуждались. — Несколько часов назад он уплыл на континент, но тебя ведь это не огорчает, не так ли? — Сейчас её голос звучал почти подавленно.
«О, Господи, — подумала Аура, — только не в такую рань, говори скорее, что тебе надо и оставь меня наконец в покое!»
Но Шарлота не собиралась уходить. Одним движением она повернулась к своей дочери. В этом платье она сама казалась частью оконной мозаики.
— Скажи мне, почему ты так ведешь себя?
— А как я себя веду?
Аура невозмутимо продолжала шнуровать ботинки, но слова Шарлоты задели её. Конечно же, она знала, что имеет в виду ее мать, ей просто было тяжело говорить об этом. Так же тяжело, как и Даниелю говорить с ней о своих терзаниях, например, прошлой ночью.
— Я уже давно заметила, что твое отношение ко мне отвратительно, — устало сказала Шарлота. — Но в последнее время ты относишься ко всем так, будто они твои враги. Ты даже с Даниелем не в ладах, не говоря уже про Кристофера. — Она подошла ближе к Ауре и остановилась в шаге от неё. Её голос был полон сочувствия, искреннего сочувствия, и это глубоко потрясло Ауру. — Неужели это всё только из-за интерната?