Они шагнули обратно на дорогу и посмотрели на здание театра. Снаружи «Палас» представлял собой один из наиболее впечатляющих образчиков архитектуры поздней Викторианской эпохи, оставшихся в Лондоне. Одиноко стоящий на западной стороне Кембридж-Серкус, облицованный кирпичами приглушенного оранжевого цвета, с отделкой из камня с персиковым отливом, украшенный четырьмя куполообразными башенками, с параллельными группами каменных херувимов, составной фресковой живописью и декоративными панелями, остроконечным центральным фронтоном, увенчанным изысканно вырезанной фигурой богини (чудом не пострадавшей во время бомбежки Шафтсбери-авеню), а ниже – около пятидесяти сводчатых фасадных окон, ныне заколоченных досками для защиты его обитателей от вылетающих стекол.
– Здание в готическом стиле вполне соотносится с началом расследования убийства, – со смаком произнес Брайант. – Но наша обязанность – добросовестно выполнять свой долг. По этой причине мы должны вступить в царство тьмы.
«Обязанность – добросовестно выполнять свой долг», – размышлял Джон Мэй, заплатив хозяину убогой гостиницы «Седьмой инженер» и отправившись назад в промозглый Лондон, Лондон нового тысячелетия, лишь отдаленно напоминающий темный город времен бомбежки. Он ощущал себя старым и уставшим, ведь рядом не было Брайанта, в чьей компании он забывал о старости. На протяжении всей его карьеры к нему относились как к младшему члену команды, хотя между ними было всего три года разницы. Сейчас он остался в полном одиночестве и до такой степени ощущал себя несчастным, что, казалось, дальнейшая жизнь потеряла всякий смысл. Но он решил, что обязан жить дальше, по крайней мере до тех пор, пока не узнает, как погиб его напарник.
Через окно поезда он наблюдал за тусклыми кучевыми облаками, нависшими над горизонтом, пытаясь представить себе ход мыслей своего партнера. Предугадать, какая мысль придет в голову Артура Брайанта, всегда бывало нелегко. За несколько дней до смерти Брайант вернулся на место их первого расследования. Приложение к мемуарам наводило на мысль о том, что он надеялся пролить свет на прошлые события. Мог ли он оскорбить кого-нибудь до такой степени, что поставил свою жизнь под угрозу? Несомненно, обижать уже было некого. Дело раскрыто и сдано в архив. Люди, в него вовлеченные, давно погребены и забыты, как лондонский прах времен бомбежек.
В 1940 году оба были всего лишь не по годам развитыми подростками. С грехом пополам провели свое первое расследование и в результате нашли убийцу. Тогда окружающий мир виделся совсем другим, более личностным, более конкретным. Почти все их знакомые тех времен умерли. Кого было расспрашивать? Кто мог еще помнить? Он понимал, что ждать помощи от отдела бесполезно, его сотрудники слишком заняты конфискацией китайского оружия у обкуренных подростков.
Такси остановилось у дома, где жил Мэй, в брызгах шипучей измороси. Он недавно продал свой дом и переехал на Сент-Джонз-Вуд, в небольшую квартирку с голыми кремовыми стенами и мраморным балконом, с которого, если встать на стул, проглядывался Риджентс-парк. Содержать прежний дом стало ему не по силам. Теперь к его услугам были лифт, привратник и невидимые соседи, о приходе или уходе которых можно было догадаться по скрипу ботинок или щелчку дверного замка. Здесь он мог предаваться мечтам и ждать смерти. Без Брайанта альтернативы не оставалось. Будущее вдруг словно отгородилось от него барьером. Он всегда осознавал, что его напарник уйдет из жизни первым. Сны о том, как он его потеряет, мучили Мэя по ночам более десяти лет. Брайант смеялся, когда он описывал ему свои ночные страхи. Артур всегда считался более сильным человеком. В нем ощущалась некая броня, защищающая его от боли. Сейчас ночной кошмар стал явью, а вместе с ним объявился и новый враг. Мэй сомневался, справится ли с ним в одиночку.
Он остановился в холле и стал рассматривать проспект с меню пиццы, брошенный на половик перед дверью. Под ним он обнаружил сложенный лист обыкновенной бумаги, а на нем – записку от соседки.
Уважаемый мистер Мэй,
Считаю, вам следует знать, что вас кто-то ищет.
Миссис Р.Мамулян.
Мэй нажал на дверной звонок в квартиру под номером 7, и дверь открыла миниатюрная пожилая дама с непослушными седыми волосами, собранными в пучок ничуть не меньше самой головы. Махнув дуршлагом для лапши, она пригласила его войти. Вокруг ее ног в домашних тапочках резвилась карманная собачка с выпученными глазами. Мэй медленно продвигался по голубому коридору, вдоль хрупких фарфоровых фигурок животных, пока не приблизился к гостиной, где его ожидала полоса препятствий. Каждый доступный дюйм площади был заставлен декоративными столиками, покрытыми салфеточками, стеклянными уточками, керамическими рыбками, фаянсовыми птичками, антилопами, крошечными позолоченными чашечками, а над камином возвышался огромный фарфоровый медведь, которого обвивала змея. Он удивился, как собачка умудрилась ничего не разбить.
– Я бы не стала оставлять записку – мы в чужие дела не лезем, – объяснила миссис Мамулян, – но он слонялся по темному коридору и до смерти напугал Бомонта, – (собачка тявкнула при упоминании своего имени), – и я позвала мужа. Морис заговорил с ним, но мужчина отказался назвать себя или объяснить, что он делает возле вашей двери.
– Как он выглядел? – спросил Мэй, стараясь не задеть фарфоровую статуэтку окапи.
– Ужасно, с жутким свирепым взглядом и огромными клыками, похож на оборотня.
– О, неужели? – Описание, данное его соседкой, позволило заподозрить, что она не в своем уме.
– Не могу похвалиться зрением, но он точно пытался вскрыть замок. Я хотела позвонить в полицию, но, понимаете, – она оглядела парадный ряд фарфоровых статуэток, словно те хранили в себе непостижимые таинства, – вы ведь не стремитесь к тому, чтобы все знали, чем вы занимаетесь?
Мэй зашел к себе в квартиру, оставив мокрые пакеты в холле, и присел в гостиной сделать несколько звонков. Когда он дозвонился в клинику Уэзерби, ему удалось отыскать врача, с которым за день до своей гибели виделся Брайант, и объяснить ситуацию.
– Конечно, я его помню, он ворвался прямо в приемный покой, не потрудившись получить разрешение у дежурного офицера. – Доктор Ли казался растерянным. Он явно пытался поговорить еще с кем-то в своем офисе, когда ему позвонил полицейский. – Сначала я решил, что это один из наших пациентов.
«Это похоже на Артура», – подумал Мэй.
– Он вам сказал, что он ищет?
– В конце концов да. Похоже, он очень спешил. Хотел проверить истории болезни наших давних обитателей, его интересовали записи шестидесятилетней давности. Я ответил ему, что мы их не храним столь долгий срок и в любом случае они неполные, поскольку несколько лет назад у нас случился пожар, и тогда он ушел.
– Он назвал вам имя человека, которого искал?
– Подождите. – Трубку положили и через тридцать секунд снова подняли. – Странная вещь. Он сказал, что пациент – мужчина, возможно получивший серьезную травму, и мог быть принят без имени. Я пытался ему помочь, но не знал, где начать поиски. Что я мог сказать? На тех, кто поступает в клинику на постоянное лечение, заводят историю болезни. Она содержит множество документов. Похоже, мистер Брайант надеялся, что у нас лежат жертвы войны, потерявшие память или по меньшей мере свое удостоверение личности. Я сказал ему, что если они и лечились у нас, то к этому времени уже умерли. Боюсь, он стал вести себя довольно оскорбительно.