– Ну и ну. Так вы полагаете, это один из нас, тот, кто хочет сорвать премьеру?
– Не вижу, как кто-то мог проникнуть в театр незамеченным.
– Полагаю, ждете, что вам назовут имена. Мы все должны превратиться в осведомителей и винить тех, с кем мы не в ладах.
– Хотите назвать кого-нибудь?
– Я? У меня нет цели с кем-либо здесь поквитаться, разве что с крошкой мисс Совершенство, да и то потому, что она мозолит мне глаза своей одаренностью.
– Кого вы имеете в виду?
– Еву Нориак. Вы только взгляните на нее. Что, до сих пор с ней не встречались? Молода, красива, богата и к тому же француженка, значит, все мужчины от нее млеют. У нее главная роль, и она ее заслуживает. Только, похоже, ей все слишком легко дается. Репетирует в отдельном зале с личным наставником, подальше от нас, простых смертных. Сегодня опоздала на репетицию и еле сосредоточилась, пока мы все из кожи вылезали. В ней есть божья искра. И еще, как я слышала, положила глаз на Майлза Стоуна, нашего Орфея, так что скорее всего у них и в жизни будет как в спектакле.
– А как насчет Тани Капистрании? У нее был талант?
– Она старалась вовсю, но выше головы не прыгнешь. Публика всегда знает, когда перед ней «играют». Настоящие звезды заставляют вас в них поверить, поскольку сами верят в себя. Зрительный зал на их стороне с момента появления на сцене. – Коринна заговорщически наклонилась вперед. – Посвящу вас в одну тайну. Актерская игра – это вопрос взаимного доверия. Хорошей роли не получишь, если не вызываешь доверия, а ты его вызываешь, когда сам убежден, что талантлив. Эти два обстоятельства идут руку об руку, и не будь одного, другое выходит из-под контроля. – Она глотнула виски и скривилась. – Таня встречалась не только с Джеффри Уиттейкером. У нее был роман и с Джоном Стиксом.
– А он что, не участвует в спектакле? – спросил Мэй.
– Нет, Стикс – его роль в «Орфее». Его настоящее имя Дэвид Камберленд, ну, понимаете, как сорт сосисок. Он не выходит на сцену до третьего акта, по существу, исполняет одну скромную партию, а потом вступает в мелодраматический диалог с другими. Но для Тани это идеально.
– Почему?
– Дорогой мой, нет смысла заводить роман с тем, кто всегда на сцене одновременно с тобой.
– Вы сказали «роман»?
– Да, он куда-то упрятал свою гражданскую жену. Возможно, это было удобно обоим. Чтобы снять напряжение после того, как весь день драл глотку, нет ничего лучше, как всласть потрахаться, пардон за мой французский.
– Подумайте, а между нею и Шарлем Сенешалем не было никакой связи? Они часто бывали вместе вне сцены?
– Не думаю даже, что они знали друг друга. В начале подготовительного периода можно адресовать самые интимные реплики незнакомому человеку и ни разу не вступить с ним в реальную беседу. Особенно если среди вас знаменитость. Когда она рядом, новички в труппе нервничают. Звезды должны сначала растопить лед. Правила протокола, мой дорогой. Я не из актерской семьи, как остальные, так что на меня это не распространяется.
– Тогда каким образом вы получили роль?
– В роли Меркурия особое значение приобретает физическая нагрузка. – Коринна добавила в кружки виски. – Быстрое движение, требующее большого напряжения. Как на роликовых коньках в танцзале «Блэкпул-тауэр». Елена пришла на одно из моих выступлений, я читала юмористические монологи, и пригласила меня на прослушивание. Перед ними прошла куча низкорослых толстушек. Ну, понимаете, комедийных актрис. Если они толстые, то должны быть смешными.
– Мисс Беттс, не могли бы вы оказать мне услугу?
– Пожалуйста, зовите меня Коринной. Театр – место для неформального общения. Здесь принято обращаться друг к другу по именам.
– Мне кажется, у вас честный и объективный взгляд на вещи. Вы дадите мне знать, если услышите что-нибудь необычное? – Он огляделся. По стенам были развешаны афиши с изображениями демонов, анонсирующие постановки «Орфея» в разных уголках света. – Хочу сказать: что-нибудь необычное с точки зрения театрального человека.
– Не просите наушничать для вас, мистер Мэй. Они мои друзья.
– Я понимаю. Но мистер Брайант считает, что здесь происходит нечто такое, что выходит за рамки обычного криминального расследования.
– А вы как думаете?
– Я не уверен. Это мое первое настоящее дело.
– Ясно. Послали мальчишку выполнять мужскую работу. – Она невесело рассмеялась. – И это из-за войны.
– У нас нет возможности защитить всех. Мы даже не в состоянии выяснить, кому еще грозит опасность.
– Я понимаю вашу проблему, – ответила Коринна. – Это как в актерской игре. Ты не продвинешься далеко в своей роли, пока не усвоишь свою мотивацию. Если не найдешь, за что зацепиться, то никогда не сведешь концы с концами.
– Тогда, надеюсь, мы понимаем друг друга, – сказал Мэй, нежно улыбаясь.
– Ты хороший мужик, Джон. – Коринна легко коснулась ладонью его подбородка. – Не допусти, чтобы пострадал еще кто-нибудь из нас.
Коринна Беттс двадцать минут прождала автобус номер 134, но шел дождь, и первые два были полностью забиты, поэтому она решила пойти пешком. Ей очень понравился Джон Мэй. Ее всегда тянуло к мужчинам помоложе. В них ощущалась наивность, которая ей была уже недоступна.
Интересно, а может, и впрямь между Таней и Шарлем были отношения, которых она не заметила? Все до смешного в духе Конан Дойла: старинный, темный театр, по которому свободно разгуливает убийца. Правда, Конан Дойл уже десять лет как умер. Подшивки журнала «Стрэнд» с его рассказами сейчас пылятся на книжных полках в домах у почтенных тетушек, а война лишила остроты тему изощренного, изобретательного убийства.
И она снова задумалась над мотивами преступлений. Кто-то ведь должен тебя страшно взбесить, чтобы ты взялся планировать его смерть, особенно когда у него есть все шансы погибнуть под руинами. И чтобы два столь разных человека, как Шарль и Таня, могли кого-то допечь, – просто бессмыслица. Если кто-то пытался сорвать спектакль, не проще ли было устроить в театре пожар? Чем больше она размышляла над этим, тем больше запутывалась: атмосфера греческой трагедии, отрезанные ступни, падающий с небес шар. По коже побежали мурашки. Она решила, что примет ванну и выкурит сигарету перед сном.
Она уже поравнялась с Тоттенхем-Корт-роуд, когда мимо проехал еще один автобус номер 134, и, несмотря на то что она махнула рукой, водитель не остановился. Угол Истон-роуд, залитый потоками дождя, считался одной из наиболее открытых и уязвимых точек Центрального Лондона, и сейчас, изрытый воронками, напоминал лунный пейзаж. Рассказывали, что одну старушку взрывом вынесло из дома вместе с кроватью и она не проснулась, пока не подоспела бригада спасателей. Рассказывали массу всякого разного. Непонятно, кому верить.
Мимо проходили какие-то люди с сумками и чемоданами, направляясь к вокзалам или в поисках крыши над головой. Катафалк провез дюжину детей с прижатыми к окнам лицами, похоже эвакуируемых из города. Плоские деревья в конце Истон-роуд едва просматривались в потоке ливня, под тяжестью ветра и дождя голые ветки трещали и скручивались. В этом месте улица была неестественно пустынна, заколоченные досками витрины магазинов выглядели так же уныло, как и ряд стандартных домишек в стороне от дороги. Она ненавидела затемнение, мертвые панцири зданий, плоские крыши темнее неба.