Он уже мой, подумал Мэй, увидев, как бегущий впереди него человек поравнялся с вереницей припаркованных мотоциклов, принадлежащих армейским курьерам. Вокруг шеи мужчины было что-то накручено, поднят воротник или капюшон, скрывавший голову. Похоже, он был около шести футов ростом, но в туманной мороси и подступающей темноте определить точнее было трудно. К ужасу Мэя, фигура в дождевике прыгнула на стоявший с краю мотоцикл и, пнув стартер, завела мотор. Армейские инженеры ставили свои мотоциклы у дороги, чтобы ими воспользоваться в случае крайней необходимости. Мэй схватил первый попавшийся и вскочил в седло. Он знал, как им управлять, но при погашенном уличном освещении и мокрых мостовых не был уверен, что ему удастся пуститься в погоню. Мотор завелся с первого толчка, он крутанул сцепление, сорвался с места, вылетев на дорогу прямо за своей жертвой, и настолько приблизился к ней, что колеса их мотоциклов почти соприкоснулись.
Мотоцикл впереди внезапно вильнул и рванулся поперек полосы встречного движения к Пикадилли-Серкус. Мэй почувствовал, что его заднее колесо буксует, и смог сохранить равновесие, лишь скребя каблуком по асфальту и поставив машину на дыбы. Он сосредоточил внимание на черном квадрате с номерным знаком впереди, LR109. Фигура низко пригнулась, набирая скорость, рев мотора усилился, когда мотоцикл проскочил между двух такси с выключенными фарами. Мэй тоже увеличил скорость, стараясь ехать параллельно, но преследуемый опять прибавил газу. Они пролетели мимо стены «Лондонского павильона» и неосвещенного кинотеатра напротив, влившись в поток транспорта в районе Серкус с такой скоростью, что водители автобусов вынуждены были ударить по тормозам. Рекламные щиты, служившие ориентиром на данном участке дороги, остались без света, придавая зданиям тусклый, заброшенный вид. LR109 срезал путь, миновав заколоченный досками фонтан, и выскочил на Пикадилли, за ним по пятам несся Мэй. Полицейский, видимый лишь по белым полоскам на манжетах, поднял руки и побежал в их сторону, затем отпрянул, увидев, что ни тот ни другой не собираются останавливаться. Звука его свистка они уже не слышали, поравнявшись со зданием Королевской Академии, и влились во встречный поток машин.
«Брайант меня убьет, если я его упущу», – думал Мэй, набирая скорость. Юный детектив чувствовал, как в лицо хлещет холодный дождь, когда колеса теряли точку опоры на скользкой дороге, снова находили и толкали мотоцикл вперед. Здания по обеим сторонам казались огромными серыми глыбами, абсолютно лишенными света. Впереди, за Грин-Парк, бомба сильно разворотила середину трассы, и камнеуборочные машины пытались сровнять ее по краям. Когда они подъехали ближе, Мэй увидел, что вся насыпная дорога оцеплена. Сквозь них не проехать, сказал он себе, с недоверием наблюдая за тем, как LR109 шумно проскреб по краю тротуара и въехал в длинную галерею под отелем «Ритц». Рванув следом, Мэй почувствовал, что шины врезались в каменную обочину тротуара, заднее колесо вибрировало, когда он пролетал под арками, а грохот мотора в туннеле заставил броситься врассыпную толпу визжащих женщин в вечерних туалетах, выходящих из отеля.
В конце колоннады мчавшийся впереди мотоцикл резко свернул вправо, съехав с главной дороги, и нырнул в лабиринт узких улочек Мейфэра. Мэй попытался сократить расстояние между ними, но вынужден был притормозить, чтобы объехать тяжеловоз. Он услышал, как двигатель LR109 заревел и сбросил обороты, но смог заметить лишь мигание сигнальных лампочек тормоза, когда тяжеловоз его обогнал. На Керзон-стрит несущемуся впереди мотоциклу пришлось снизить скорость, чтобы избежать столкновения с пешеходами, и Мэй выиграл несколько ярдов. Когда они свернули в темную расщелину Брутон-стрит, детектив увидел, что она разрыта и усеяна кирпичами, и понял, что шины с ними не справятся. Мотоцикл преследуемого миновал развороченный участок, выехав на тротуар. Мэй сильно ударился о бордюрный камень, руль мотоцикла вылетел из рук, и машина вышла из-под его контроля. Понимая, что, если мотоцикл опрокинется, нога его неминуемо застрянет под мотором, Мэй заставил себя откинуться назад и соскользнуть с мотоцикла за несколько секунд до того, как тот завалился на бок и проскрежетал вдоль улицы, рассыпая искры, пока не ухнул в яму.
Брайант обежал фойе и бросился к билетной кассе. Он не был уверен, что Мэю удастся настичь подозреваемого после затемнения. Элспет дремала, когда он постучал в окошко – постучал так громко, что она чуть не свалилась со своего табурета.
– Ты не видела, он здесь не проходил?
– Нет, никто не проходил. – Она смущенно одернула кофту. – Боюсь, я ненадолго отключилась. Телефоны не работают. Шеймас сказал, они нашли посреди дороги неразорвавшуюся бомбу, и люди из службы спасения выстроились в цепочку, чтобы до нее добраться.
– Кто такой Шеймас?
– Наш молочник. Нарвал ревеня на своем садовом участке. – Она показала бумажный пакет с фиолетовыми черенками. – Я сказала, что неплохо было бы снова увидеть бананы, но ведь и он не все может. – Она поправила выбившийся локон и попыталась улыбнуться.
У входных дверей появилась крупная женщина в переднике с торчащей из ведра шваброй и подошла к детективу.
– Вы зачем ее разбудили? Бедная женщина пыталась отдохнуть.
– Она что, была здесь с вами?
– Все время. Вы один из тех детективов, так ведь? – спросила она. – Несколько хористок болтают о призраке, разгуливающем по театру, слышали? Говорят, у него вместо рук когти, а красные глаза горят в темноте. А мисс Беттс сказала, что он преследовал ее до Тоттенхэм-Корт-роуд, надев маску.
– Мне нужно от вас позвонить, – произнес Брайант.
– Я только что вам сказала, провода оборваны. И не стоит слушать ее глупую болтовню, – предупредила Элспет, заговорив на тон выше, как бы желая подчеркнуть свою принадлежность к привилегированному сословию. – У актрис перед премьерой часто сдают нервы, это вечно выливается в глупые историй.
– Где ближайшая телефонная будка? – спросил Брайант.
– На другой стороне Кембридж-Серкус. Это же в порядке вещей, сверхурочная работа вызывает самые дикие фантазии. Во время репетиций «Нет, нет, Нанетта» один из саксофонистов упал и умер, и пошли слухи, будто его прокляли негры, так как он играл по ночам на вечеринках в джаз-клубе и задолжал им деньги. Такие нелепости приходят людям в голову.
– Да, – неуверенно согласился Брайант, направляясь к двери. Он кивнул уборщице. – Если услышите что-нибудь еще о призраке в «Паласе», поделитесь со мной, хорошо?
– Он вернется, – с готовностью ответила она. – Он меня совсем не беспокоит. Мне нечего бояться.
– О? Отчего же?
– Да его не существует, – объяснила уборщица, скрестив руки на своей пышной груди. – Это просто чувство вины. Молодые девчонки – они такие распущенные, грубоватые, живут одним днем, кружат головы парням и творят в темноте бог знает что. Экстраверты ли, интроверты ли – все это кроется в их коллективном бессознательном. Олицетворение вины, если вы меня спросите.
– Ладно, ваше олицетворение вины только что убило человека, перерезало ему горло бритвой, – огрызнулся он.