Он медленно провез своего расстроенного напарника сквозь тлеющие руины Хэкни и Боу, мимо импровизированного госпиталя, развернутого на разбитых мостовых. У магазинов «Мэкфишэриз» и «Вулворт» на железных кроватях лежали раненые. На ступенях церкви сидела женщина, обхватив голову руками. Когда ее попыталась успокоить медсестра, та ее оттолкнула.
По мере того как они продвигались вперед, разрушений было все больше. Дом, к которому Брайант просил его подвезти, располагался на разбомбленной улице с ветхими домишками, давно подлежащими сносу. Мэй был поражен, обнаружив, что его напарник родом из столь непрезентабельного района.
Обескураженный ночными событиями и собственным фиаско, Брайант неуклюже топтался в створе проулка, ведущего к дому матери, и ждал, пока «вулзли» не выехал на пустынную улицу и его задние габаритные огни не исчезли в густой измороси.
Наблюдая за отъезжающим Джоном Мэем, он понял, что с тем исчезает последний шанс отдела на выживание.
Ранним воскресным утром лондонцев снова разбудил гул бомбардировщиков, но всю ночь моросил дождь, и лишь немногим самолетам удалось сбросить свой смертоносный груз. Разгорелось несколько пожаров, и дым от них слился с рассветной бледностью слезоточивой тьмы. После того как в ответ на бомбардировки Ковентри военно-воздушные силы Великобритании сбросили на Гамбург две тысячи бомб, Германия сосредоточилась на доках Саутгемптона и весь остаток дня непрерывно их бомбила Любая воздушная атака вызывала ответный удар; процесс приобрел гнетущий ритм актов возмездия.
Сидней Бидл сидел на скамейке рядом с чайной палаткой, засунув руки в карманы пальто, и наблюдал за маслянистыми волнами, накатывающими на огороженные быки моста Ватерлоо, напоминая работу громадного легкого, пораженного чахоткой. Дневной свет начал озарять небосклон, и теперь он мог различить вдоль береговой линии серебристые аэростаты заграждения. Один из них крепился к трубе гидроэлектростанции. Другой был приспущен и бесформенно нависал над рекой, как уродец на картине Сальвадора Дали. У Бидла ныла нога, но на нее наложили шину и бинты, и он мог передвигаться с помощью костыля.
– Твой чай остывает, дорогой, – заметила Глэдис Фортрайт, помешивая содержимое кружки концом карандаша. – Чтобы размешать чай, на чайной ложке не хватает цепочки, не так ли?
Никому из них не удалось поспать. Бидл был зол и сбит с толку, но его воодушевил совершенный прошлой ночью поступок, и он по-новому взглянул на расследование и на работу отдела.
– Полагаю, вы старше его по званию, – наконец произнес он. – Неужели вы ничего не можете предпринять?
– Возможно, ты упустил это из виду, Сидней, но, несмотря на то что я старше по званию, я еще и женщина. Давенпорт даже не смотрит в мою сторону. Ведет себя так, словно я – пустое место. Мое назначение одобрили, поскольку сверху пришел приказ зачислять женщин в штат полиции. Мы годны водить пожарные машины и автомобили «скорой помощи», быть авиадиспетчерами и работать на коммутаторе, но нам не хотят поручать ничего, где требуется принимать стратегические решения. На ответственных постах ты не найдешь женщин-полицейских.
Бидл отхлебнул чая.
– Отчего Брайант вечно здесь торчит? Констебль Кроухерст сказал мне, что почти каждый день на закате он сидит на этом месте.
«Вот оно что, – подумала Фортрайт, – он хочет разобраться».
– Ты не в курсе? – удивленно спросила она. – Думала, тебя уже просветили. Понимаю, в это трудно поверить, но однажды наш мистер Брайант влюбился. Тогда он учился на ускоренных годичных курсах в Брэмшилле. Очень многие прошли через курсы в преддверии войны. Конечно, он был очень молод. В Ист-Энде мальчишки оканчивают школу в четырнадцать и рано женятся. К тому моменту, когда я доросла до сержанта в Хэндоне, он встретил свою любовь и обручился с ней.
– У Брайанта была невеста?
– По-моему, Натали была родом из Франции, из Марселя. Смуглая и очень красивая. Не безрассудная, заметь, а очень независимая. Когда они встретились, она работала в штабе при воздушном полигоне, координируя части военно-воздушной поддержки. Военные действия столь часто репетировали, что я с облегчением вздохнула, когда война наконец началась.
Фортрайт грела ладони, зажав в руках эмалированную кружку.
– Здесь она погибла, вечером в день своего восемнадцатилетия, в мае тридцать седьмого года. Сорвалась с моста, на этом самом месте. Забралась на балюстраду и пошла по ней. Они отмечали ее день рождения и были несколько навеселе. Он попросил ее выйти за него замуж. Может, у истории был бы счастливый конец, но в этот момент позади раздался гудок автобуса, и она вздрогнула. Потеряла равновесие и, когда он развернулся, чтобы поддержать ее, сорвалась вниз. Артур прыгнул в воду и пытался спасти девушку, но начался отлив и течение было слишком сильным. А на нем было пальто и тяжелые форменные ботинки. Он сам чуть не утонул. В течение нескольких недель команды подводников искали тело, но так и не нашли. Река здесь расширяется. Ничто не отделяет нас от моря.
Она поставила кружку на сильные, красивые колени и вздохнула.
– На время он вышел из строя, а когда объявили о войне, пытался записаться добровольцем, но военное министерство, увидев записи психиатра в его медкарте, тут же его завернуло. Сочло неуравновешенным. Его научили, как посвятить свою жизнь другим, но он не сумел спасти любимую девушку, а она была смыслом его жизни, суженой до конца дней. Это случилось три года назад, и хотя он никогда о ней не говорит, но ни на кого не смотрит, никого не воспринимает всерьез. Ох, как-то он решил, что влюбился в меня, но я понимала, что это просто увлечение, и спустила все на тормозах. А что касается его, то ему был дан шанс на счастье, и он его проморгал. И этого ему никогда не изменить. Вот почему эта тема его не волнует.
– Жаль, что никто мне не рассказал.
– У всех свои личные трагедии. Невозможно изменить прошлое. Продолжаешь жить.
Бидл отхлебнул из кружки.
– Я не из вашей плеяды. Вы все, похоже, из одного теста. Не думаю, что подхожу для вашей работы.
– В этом ты ошибаешься. Мы все разные. Говорят, все крепкие мужчины ушли на войну и остались лишь нетрудоспособные. Именно поэтому нам подфартило, что мы нашли мистера Мэя. Он практичен и даст Артуру ту опору, в которой тот нуждается. Наш постоянный штат не старше двадцати пяти. Я самая старшая в отделе. Министерство нас прикроет, как только кончится война. Давенпорт нас ненавидит, считает кучкой бесполезных теоретиков. Сейчас у него на руках все козыри.
– Не понимаю, я-то здесь при чем.
– Ты пользуешься благосклонностью Давенпорта. Можешь защитить нас, если останешься.
– Я уже сказал Брайанту, что ухожу.
– Возьми свои слова назад. Никто о тебе дурно не подумает. Скажи, что останешься. – Фортрайт проследила поверх перил за его взглядом на реку. – Я же вернулась, разве не так? Наплевала на свою гордость. Собиралась выйти замуж. Могла спрятаться, но вернулась.