Саймон ожидал звонка от семейного адвоката: их должны были вызвать для обсуждения вопроса о распределении наследства и финансов Ханны. Никаких сюрпризов не ожидалось: семейство Вульфов было трудолюбивым, но далеко не богатым. С тех самых пор, как отец Саймона объявил себя банкротом, они снимали квартиру и жили скудно: Отец был слишком болен и расстроен, чтобы ехать в адвокатскую контору, а Гарри не мог оставить Лондон — у него были дела, так что младший сын пошел один. Он с удивлением обнаружил, однако, что предметом разговора была не его мать.
— Вам оставили существенную собственность, — объяснил мистер Розен, патрон фирмы. — Мистер Говард Сильверштейн, как я понимаю, был другом вашей матери. Он умер от инфаркта около двух недель назад, и мы получили указание распорядиться его имением.
Саймон попытался вспомнить человека, фотографию которого показал ему мистер Розен (она была сделана лет тридцать назад). Молодой Сильверштейн был изображен в окружении своих сотрудников, они стояли перед загроможденными товаром витринами мануфактурного магазина, и фото было выполнено в стиле ушедших времен. Саймон в уме добавил к чертам лица Сильверштейна прошедшие годы, прибавил веса, убавил волос. В результате он узнал в нем одного из гостей, чаще других посещавших мать на обедах, несмотря даже на то, что старик в последние годы появлялся менее регулярно. Он вспомнил оживленные политические дискуссии, которые вел Сильверштейн с его матерью, возможно, это была одна из причин, по которой она приглашала его, потому что муж никогда не давал втянуть себя в предметные разговоры. Саймон был озадачен:
— Что же, у него не осталось никаких иждивенцев, которым он мог бы оставить имущество?
— Его жена умерла десять лет назад, но у них остался сын. По какой-то причине мистер Сильверштейн предпочел не оставлять своему единственному наследнику дом, хотя отписал ему порядочный годовой доход, который будет выплачиваться мальчику бессрочно. Он несколько младше вас — ему двадцать один или двадцать два.
— А вы ознакомились с имуществом? — спросил Саймон, пораженный и отчасти смущенный неожиданно обрушившимся на него состоянием, которое по праву принадлежало прямому наследнику.
— К сожалению, нет. Обычно делами мистера Сильверштейна занимается мой партнер, но он сейчас в отпуске. Все детали у меня вот здесь. Единственное, что вы должны сделать, — это подписать соответствующие документы.
Мистер Розен передал Саймону толстый конверт с бумагами об обязательствах и правах сторон, план дома и всю остальную необходимую документацию. Саймон вчитался в адрес. Дом находился в старой части города, где стояли большие дома, нуждавшиеся в реставрации, — мастодонты, оставшиеся от прежних, обеспеченных времен.
— Мистер Сильверштейн был очень высокого мнения о вашей матери. Достоинство… это слово нынче не так-то часто услышишь, — Мистеру Розену было неловко говорить о покойной, поэтому он занялся ключами, которые и вручил Саймону; они были на большом медном кольце. — Иногда трудно понять, почему наши клиенты решают вознаградить или, наоборот, проигнорировать каких-то своих друзей и близких, — сказал он. — Мы можем только выполнить их пожелания. Я уверен, у мистера Сильверштейна была какая-то особая причина желать, чтобы эта собственность перешла к вам.
— А вы не знаете, что это за причина? — спросил Саймон.
Мистер Розен пожал плечами:
— Возможно, у него остались приятные воспоминания о вас, о тех обедах у вашей матери. Как он сказал моему партнеру, вы поймете, что делать.
Саймон поблагодарил адвоката и ушел, теряясь в догадках о том, что бы это могло значить.
Он нашел здание — последний дом, стоящий на углу дороги, ведущей к морю, викторианского стиля строение из красного кирпича. На связке, которую передал ему мистер Розен, было шестнадцать ключей. Темный коридор внутри дома, отделанный линкрустой, [30] просто сочился влагой. Вся мебель стояла на местах, и комнаты были чистыми, но похоже, в доме не было электричества. Там и тут на медных крючках, вбитых в бежевые стены, все еще висели старинные газовые светильники. Саймон прокладывал путь через мрачный дом, осматривая комнату за комнатой, открывая одну дверь за другой, как будто искал дорогу в лабиринте. Когда солнце скрылось за дождевыми тучами, это лишило дом остатков света, и Саймон перестал видеть вовсе. Фонарика у него не было, но в кухне удалось найти свечи и спички. Когда он зажег свечу, дом как будто еще больше отодвинулся в прошлое. Саймон знал: для того чтобы привести эту собственность в порядок, потребуется небольшое состояние. И этих денег у него не было.
На верхнем этаже он обнаружил дверь, которую открыть не смог. Ни один из ключей к замку не подходил, все они казались слишком маленькими. В соответствии с планом дома, этот вход вел к анфиладе соединенных между собой комнат, которая тянулась через весь дом. Саймон попытался высадить дверь, но она сидела слишком плотно и легко выдержала напор его плеча. Он все же попытался подобрать ключ к замку еще раз и тогда услышал, что изнутри стучат. Стук был слишком громким, чтобы его могла издавать крыса, даже собака.
Саймон опустил свечу.
— Есть кто-нибудь? — позвал он, но ответа не последовало. Он чувствовал, что внутри, с той стороны двери, кто-то движется прочь. — Вы не могли бы впустить меня? — спросил он, но теперь движение прекратилось вовсе.
Саймон спустился вниз, чтобы попытаться разрешить эту задачу. У него было такое чувство, что в доме все еще кто-то живет — может, старик просто забыл упомянуть о жильце, который оставался в доме? Он сделал себе чашку чаю и уселся, задрав ноги на маленький кухонный столик, пытаясь решить, что теперь делать. И тут он увидел медный ключ, который был больше ключей на кольце, — он висел над раковиной.
На этот раз ручка повернулась, и дверь открылась.
Комната, открывшаяся перед ним, была обветшалой, но явно жилой. Дверь напротив вела в другие комнаты.
— Эй! — позвал Саймон напряженно, входя и поднимая свечу вверх. Через треснувшее окно в кухню ворвался пропитанный дождем ветер. В раковине были свалены грязные тарелки. С мочалки, кинутой на приоткрытую дверцу шкафчика, на голый пол капала вода. Саймон вошел в соседнюю комнату — это была тусклая коричневая гостиная, забитая вылинявшей викторианской мебелью.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — крикнул он снова. Он скорее почувствовал движение, а не увидел его — слабое дрожание досок пола, перемещение воздуха. Кто-то прятался в спальне, за дверью, которая все еще была закрыта. Повернув ручку, он услышал какое-то скуление. Возле старой медной кровати, забившись в угол так плотно, что перестал быть похожим на человека, прятался мужчина. Его туфли скребли по полу, а когда Саймон приблизился, он поднял руки над головой, как будто боялся, что его сейчас накажут.