Девушка поглаживала пальцами подол платья, укрывавший ее скрещенные ноги. На ощупь ткань была самой настоящей, да и комната не выглядела призрачной.
И все же ей было не по себе. Словно она взялась делать что-то, о чем не имела ни малейшего понятия. Прежде все представлялось ясным: добраться до сада и избавиться от своей части Великого Талисмана, а затем открыть… узнать, как обещал ей некто под покрывалом при их встрече. Но узнать — что? Неизвестно.
Магические чары? Нет, это удел Харамис. Королевство в болотах? Она не ищет короны и не соперничает с Анигель. Внутри ее — пустота, и необходимо узнать, как ее заполнить. И чем.
Прежде никто из ее народа не чувствовал себя на болотах так свободно. Ниссомы и уйзгу пришли сражаться по ее призыву — а может, их привело известие, что она воскресила древнюю Силу. Трясины и обычаи их обитателей она, по ее убеждению, знала, как никто другой в Рувенде — даже самые предприимчивые торговцы.
Но это был край тайн, скрывавших другие тайны. Возможно, одной жизни было мало, чтобы постигнуть их все.
Великая Волшебница Бина пребывала в своей башне в Ноте… но должна была знать много. Если и правда она принадлежала к Исчезнувшим и была оставлена здесь Хранительницей, тогда она ведала все о прошлом — том обветшавшем прошлом, которое хасситти старались содержать в подобии порядка.
Кадия медленно и решительно закрыла глаза. Она сумела вступить в общение с Госелом, улавливала, хотя бы поверхностно, мысли его соплеменников. А теперь — найти того, кто обещал ей Знание. Ведь для этого она и пришла сюда.
Как прежде она старалась подчинить себе свои мысли, чтобы достичь мыслей хасситти, так теперь она попыталась создать в уме образ той фигуры, которая мнилась облаком тумана, позвать…
Кадия вся напряглась, но не испустила крика, который чуть не сорвался с ее губ. Она, дронса, мысленно отпрянула и невольно прижала руки к ушам.
В своем неведении она коснулась чего-то настолько темного, настолько угрожающего, что, казалось, к ее горлу приставили лезвие кинжала. Она открыла глаза.
Теней вокруг было много. Она принудила себя осмотреть по очереди все углы комнаты, ища хотя бы намек на источник этой угрозы. Ничего! Только Джеган вскрикнул и замахал руками, точно отбиваясь от врага. Но он не привстал, не открыл глаз, и Кадия решила, что он так и не пробудился, а охватившее ее чувство вызвало у него тревожный сон.
Сон! Хасситти говорили про сны, упоминали, что следуют им…
Но тут ее размышления оборвались, так как возле двери послышались звуки, и Кадия узнала мысли Госела, словно увидела его перед собой.
Благороднейшая — зов был настойчивым.
Войди!
Он вбежал в дверь. Волочащуюся шаль он подобрал, чтобы двигаться быстрее.
Благороднейшая!
К удивлению и досаде Кадии, он распростерся перед ней, протягивая руку к краю ее одеяния, но не касаясь его. Хасситти был весь во власти страха, передавшегося и ей. Джеган на постели из циновок задвигал головой и испустил тихий стон.
Оно шевельнулось… — Госел смотрел на нее так, словно хотел силой взгляда вырвать ответ на вопрос «что делать?» — Сон посетил Куава, — продолжал он после краткого молчания. — Вещий сон. Зло двинулось, хотя куда и как, сон не открыл. Но Куав в большой тревоге. Благороднейшая, прибегни к Силе, скажи нам, что грядет, и скажи, что нам должно делать?
Они ничего не желают слушать, они все еще считают ее Исчезнувшей. Как убедить их, что у нее нет Силы?
Госел! — Кадия старалась привести свои мысли в порядок, сделать их ясными. — Я уже говорила тебе, что я не та, за кого ты меня принимаешь. Мой народ не владеет Великой Силой… — Тут она вспомнила Харамис и поправилась: — Почти никто из нас ею не владеет, и я в том числе. Сюда меня привел обет. Кто наложил его на меня и для чего, я не ведаю. Но… — Она закусила губу. — Когда мне предложили корону, Госел, я предпочла взамен край трясин. Возможно, потому что верила, будто Тьма покинула болота, когда мы сокрушили Волтрика и Орогастуса. Но выбор я сделала и не отрекусь от него. Ты показал мне здесь хранилище знаний, которые, кажется мне, далеко превосходят все, что известно моему народу, недоступны они и мне. Я обладала Силой, но по воле чего-то, что оставалось вне Кадии, дочери Крейна, Не обманывай себя. Я не могу метать молнии или заставить ветры служить мне. Я не могу вызывать демонов, не могу защитить вас или кого-либо еще в этом краю. Однако я узнаю то, что смогу узнать, и сделаю то, что смогу сделать!
Госел уже встал, чуть отвернув голову, и лампы отбрасывали на ложе-раковину его причудливую тень.
— Сон посетил Куава, и Васпа, и Трага, а прежде — Занью, Юситу и Варк, и еще прежде — многих других… Те, кто были тут, вернутся. А что может призвать их, как не движение, которое Куав увидел среди теней сна? Прийти сюда могут лишь те, кому назначено. Ты бывала тут раньше, тебя видели. Но тогда мы знали, что время еще не приспело. А теперь мы молим тебя, Благороднейшая: встань между нами и тем, что грядет.
Кадия вздохнула. Она сделала все, что могла. И может быть, верно, что теперь она обречена потерпеть неудачу, но в ней вспыхнуло былое упорство. Опасаться несчастья — значит навлечь его на себя. Раз хасситти не желают принять правду, она просто должна сделать все, что сумеет. Но ее и без того нелегкое положение осложнялось тем, что она не знала, с чем ей предстоит столкнуться.
— Какое Зло зашевелилось? — спросила она. Госел покачал головой.
— Куаву это не открылось. Лишь то, что оно древнее и темное. Оно было долго погружено в дремоту…
— Те, кто некогда обитал здесь, вели летописи. Если оно такое древнее, нельзя ли поискать в них упоминаний о нем?
Хасситти ответил поспешно и с проблеском надежды:
— Это возможно, Благороднейшая. Правда, для поисков того, что должно найти, необходим светильник. И сновидцы попробуют опять. Сейчас же!
И он, взметнув шалью, торопливо ушел.
Кадия вынула кинжал. Любимое оружие было опорой, напоминанием о реальности в этом мире сновидцев и неясных угроз. Записи, которые она видела в одной из комнат, набитых тем, что оставили тут Исчезнувшие… способны ли хасситти читать их? В том, что ей такая задача не по силам, она не сомневалась.
— Пророчица…
Кадия быстро повернулась к Джегану:
— Что я могу сделать для тебя, мой товарищ?
Она увидела, как его широкий рот сложился в улыбку.
— Речь пойдет, королевская дочь, о том, что могу сделать для тебя я. Не допусти, чтобы эти прыгунки с их снами и заботами о том, чего они не понимают, сделали из тебя свою защитницу.
— Но что ты вправду знаешь об этом народце, Джеган? — спросила она. Он перестал улыбаться.