— Финн, ты видишь? Что там такое?
Не сразу он разглядел чье-то лицо — до странности чистое, с ясным и проницательным взором из-под наскоро перехваченных лентой распущенных волос. Лицо, смотревшее на него из туманной дымки прошлой жизни — его Финн видел когда-то над крохотными огоньками свечек на именинном пироге, которые он, наклонившись, задул одним длинным, до головокружения выдохом. Лицо Клаудии.
— Это ты? — прошептала она.
Он кивнул, не в силах произнести ни слова.
Будущие поколения еще поблагодарят нас за это решение. Энергия больше не будет расходоваться на никчемные машины. Мы научимся жить в простоте, зависть и неразумные желания не будут волновать отныне наши души, и они станут безмятежны, как не тревожимая более приливами и отливами морская гладь.
Декрет короля Эндора
Стражники пришли за ним спустя два часа. Джаред ждал их, лежа на жесткой кровати и прислушиваясь к звукам, врывавшимся снаружи в тишину комнаты. Там, под окном, далеко внизу, царила суматоха — стучали копыта посылаемых с места в галоп лошадей, скрипели колеса отъезжающих экипажей, раздавались крики. После бегства Клаудии и покушения на королеву дворец походил на разворошенный муравейник, обитатели которого суетливо мечутся туда-сюда, выбитые из привычной колеи.
Если уж говорить о королеве, Джаред изо всех сил надеялся, что ему не придется испытать на себе ее гнев. Напряженно приподнявшись на постели, он смотрел на вошедших стражников.
— Почтенный Джаред, — в некотором смятении обратился к нему лакей в ливрее, — соблаговолите пойти с нами.
Протокол — всегда и во всем Протокол. За ним так легко скрыть неприятную действительность. Стражники, держась позади на некотором расстоянии сопровождали Книжника и лакея вниз по лестнице. Они шли в строгом порядке, неся алебарды так, точно в руках было не оружие, а церемониальные жезлы.
За эти два часа Джаред успел пройти через все стадии человека в его положении — ужас, неистовство, отчаяние, и теперь ощущал только тупую покорность судьбе. Что бы ни приготовил для него Смотритель, он выдержит это. Нужно выиграть время — для Клаудии.
Очень скоро парадные залы с встревоженно переговаривающимися послами и сновавшими туда-сюда вестниками остались позади. К удивлению Джареда, комнатка в восточном крыле, куда его привели, оказалась одной из малых гостиных ее величества — изящная раззолоченная мебель, на каминной полке статуэтки ангелочков и жеманных пастушек и тонкой работы часы.
Ожидавший внутри Смотритель — никого больше в комнате не было — встретил его не испепеляющим взглядом из-за стола, но стоя у двух уютно придвинутых к камину кресел. Внутри пустого очага стоял открытый сосуд с ароматной смесью из высушенных цветочных лепестков. Однако во всем этом радушии Джаред явственно чувствовал ловушку.
— Почтенный Джаред. — Смотритель указал длинным пальцем на одно из кресел. — Присаживайтесь, прошу вас.
Джаред, хватавший воздух ртом и чувствовавший сильное головокружение, с облегчением воспользовался приглашением.
— Вот, выпейте воды. — Наполнив кубок, Смотритель протянул его Книжнику. Джаред сделал несколько глотков, ощущая на себе пристальный взгляд отца Клаудии… то есть, как выяснилось, вовсе не ее отца.
— Благодарю.
— Вы обедали?
— Нет… полагаю, во всей этой суматохе…
— Вам стоило бы внимательнее относиться к своему здоровью, — резко бросил Смотритель. — Вы слишком много времени посвящаете работе со всеми этими запрещенными устройствами.
Он махнул рукой, и Джаред увидел, что на столике у окна разложено то, с чем он экспериментировал в последнее время — сканеры, визоры, антисигнализаторы. Молча он ждал, что Смотритель скажет дальше.
— Вы, разумеется, знаете, что нарушаете Протокол. — Глаза Джона Арлекса были холодны как лед. — Книжникам всегда предоставлялась в этом отношении несколько большая свобода, однако вы перешли все пределы. Где Клаудия, досточтимый Джаред? — спросил он вдруг.
— Я уже говорил вам…
— Не лгите. Она не ускакала домой — все лошади в конюшне на месте.
— Быть может, она… идет пешком.
— В это я готов поверить. — Смотритель опустился в кресло напротив, и на его бриджах легли элегантные складки. — Возможно, вы даже сочли, что сказали правду, когда говорили о ее возвращении домой?
Джаред опустил кубок. Взгляды двух мужчин встретились.
— Откуда она узнала? — спросил Джон Арлекс.
Книжник решил вдруг, что лучше сказать правду.
— Аттия — та девушка из Узилища, подруга Финна — обнаружила ее имя в неких записях, на которые они наткнулись.
Смотритель медленно кивнул.
— Понятно. И как она восприняла известие?
— Она была… потрясена.
— Наверное, пришла в ярость?
— Да.
— Другой реакции я от нее не ждал.
— Это стало для нее настоящим ударом.
Смотритель бросил на него резкий взгляд, но Джаред смотрел все так же спокойно.
— Клаудия всегда помнила, что она — дочь Смотрителя. Иного она себе и представить не могла. Вы… небезразличны ей.
— Ложь! — Внезапный взрыв Смотрителя поразил Джареда. Ошеломленный, он смотрел, как тот, вскочив, зашагал по комнате. — Только один человек в жизни Клаудии был ей небезразличен, господин Книжник. И человек этот — вы!
Джаред с бьющимся сердцем замер.
— Сэр…
— Думаете, я ничего не видел? — Джон Арлекс обернулся к нему. — Я ведь не слепой! У нее, разумеется, были и нянюшки, и камеристки, но она скоро поняла, что гораздо умнее их и ей они не ровня. Каждый раз, возвращаясь домой, я видел вас вдвоем, видел, как вы занимаетесь, беседуете, смеетесь понятным только вам шуткам. Как она хлопочет — по погоде ли одет ее любимый учитель, не простудится ли; как велит служанкам отнести ему сладостей или горячего молока с вином. — Сложив на груди руки, он направил остановившийся взгляд за окно. — Со мной она вела себя замкнуто и отстраненно. Она видела во мне лишь Смотрителя, влиятельного человека в государстве, но нечастого гостя в собственном доме. Для нее я был почти чужим, и уж во всяком случае меня следовало опасаться. А вот вы, почтенный Джаред, стали ей и учителем, и братом, и отцом — в куда большей степени чем я.
Книжник слушал его, внутренне холодея, стараясь не выдать страх учащенным дыханием. В словах Смотрителя, несмотря на его железную выдержку, чувствовалась обжигающая ненависть, о глубине которой Джаред и не догадывался прежде.
— Каково мне, по-вашему, было? — Смотритель резко обернулся. — Или вы считали, у меня нет сердца? Думаете, я не страдал, не зная, что делать, как все изменить? Я чувствовал, что любое сказанное мною слово, каждый мой приезд домой — ложь; что, даже просто позволяя ей считать меня своим отцом, я уже обманываю ее.