Первым же его побуждением было найти какое-нибудь оружие. Но под рукой ничего не было, кроме чаши, которая всегда была рядом с воскресшим, и пачки полотнищ различного размера, цвета и толщины. Он поднялся, сделал шаг, схватил чашу и стал ждать. При необходимости чашей можно воспользоваться как дубиной. Она, правда, была легкой, но практически не повреждаемой и очень твердой.
Однако было похоже, что чудовища, ничего не чувствуя, могут дубасить друг друга весь день.
Большинство было не менее восьми футов роста, некоторые даже под девять футов. Их могучие мускулистые плечи были почти трех футов ширины. У них были человеческие, а точнее, почти человеческие тела, белая кожа была покрыта длинными красноватыми или бурыми волосами. Гиганты не были столь заросшими, как шимпанзе, но волос у них больше, чем у любого из виденных Бартоном людей, а ведь он встречался с некоторыми на удивление волосатыми субъектами.
Однако выражение лиц у них было нечеловеческим, устрашающим, особенно это подчеркивалось их бешеным рычанием. Глаз почти не было видно под низко нависшим лбом. Огромные носы придавали гигантам вид обезьян с хоботом. Подбородок был резко скошен.
В какое-нибудь другое время они, возможно, позабавили бы Бартона. Но только не сейчас. Исторгаемый из их глоток рев был столь же жутким, как рычание льва, а огромные зубы заставили бы даже белого медведя дважды подумать, прежде чем напасть на них. В их кулаках размером с его голову были зажаты дубины — толстые и длинные, как оглобли. Они яростно размахивали этим оружием, и когда оно ударялось о плоть противника, кости ломались с таким хрустом, будто раскалывались сухие деревянные колоды. Правда, иногда ломались и сами дубины.
Бартон улучил мгновение, чтобы осмотреться. Освещение было тусклым. Солнце наполовину взошло над горными вершинами противоположного берега Реки. Воздух здесь был намного холоднее, чем в других местах на этой планете, даже холоднее, чем в горах, куда он взбирался во время тщетных попыток преодолеть круто поднимающийся хребет.
Один из победителей битвы в поисках очередного противника увидел Бартона.
Глаза великана расширились. Какую-то секунду у него был ошеломленный вид, такой же, как и у Бартона, когда тот впервые открыл глаза в этом месте. Возможно, он никогда раньше не видел такого создания, так же как Бартон не видел никого хоть отдаленно похожего на него. Но удивление продолжалось совсем недолго. Гигант взревел, перепрыгнул через искромсанное тело своего прежнего противника и побежал к Бартону, подняв над головой топор, которым можно было уложить и слона.
Бартон побежал прочь, сжимая чашу в руке. Если он потеряет ее, то лучше уж умереть сразу. Без нее он умрет с голоду или будет перебиваться рыбой и молодыми побегами бамбука.
Ему почти удалось убежать. Бартон сумел быстро протиснуться в открывшуюся перед ним щель между двумя титанами, обхватившими руками друг друга и пытавшимися опрокинуть соперника, и еще одним, который пятился под ударами дубины четвертого. Но в последний момент двое борцов стали валиться в его сторону.
Отставленная назад рука одного из великанов зацепила Бартона за левую ногу. Удар был настолько силен, что вогнал ее в землю и мгновенно остановил его бег. Бартон упал навзничь и закричал. Его ступня была раздроблена, и почти все мышцы порваны.
Тем не менее, он попытался подняться — ему необходимо было добраться до Реки. Тогда он смог бы уплыть, если, конечно, прежде не потеряет сознание от боли. Он дважды подпрыгнул на правой ноге, но тут же кто-то схватил его сзади.
Он взлетел в воздух, перекувырнулся и был пойман прежде, чем начал падать.
Титан держал его на вытянутой руке; огромный, могучий кулак сомкнулся вокруг груди Бартона. Он едва дышал, так как ребра были туго стиснуты могучей хваткой.
Несмотря на все это, Бартон не выронил свою чашу, а стал бить ею по плечу гиганта.
Легко, будто смахнув муху, титан хлопнул по чаше топором и выбил ее из рук Бартона.
Чудовище оскалило зубы и согнуло руку, чтобы получше рассмотреть человека. Бартон весил добрых 170 фунтов, но рука гиганта даже не напряглась.
Какое-то мгновение Бартон смотрел прямо в тускло-голубые глаза, утонувшие под надбровными дугами черепа гиганта. Затем титан взревел и поднял Бартона над головой. Бартон барабанил кулаками по его огромной руке, отлично сознавая, что все тщетно. Но он не желал сдаваться, подобно пойманному кролику. Несмотря на его безнадежное положение, в сознании Бартона запечатлелось несколько интересных наблюдений.
Когда он очнулся, солнце только поднималось над горными вершинами. И хотя с того момента прошло всего лишь несколько минут, солнце должно было уже полностью подняться из-за гор. Но оно висело на той же высоте.
Более того, склон долины позволял видеть не менее чем на четыре мили, и было видно, что чашный камень рядом с ним был последним. Дальше были только равнина и Река.
Это был конец обитаемой зоны — или… начало Реки.
У него не было ни времени, ни желания осмыслить, что это означало. Он просто заметил все это в то время, когда находился в железной хватке гиганта, охваченный болью, яростью и ужасом. Изготовив свой топор, чтобы расколоть череп Бартона, гигант почему-то окаменел и пронзительно закричал. Для Бартона это было чем-то вроде гудка локомотива. Хватка гиганта ослабла, и Бартон свалился на землю. На мгновение он потерял сознание от боли в ноге.
Когда сознание вернулось, ему пришлось скрежетать зубами, чтобы не завопить от ужасной боли.
Он застонал и сел. Тусклый свет дня померк у него в глазах. Вокруг него с прежней яростью продолжалось сражение, но похоже, сейчас он очутился в крохотной зоне относительного спокойствия. Рядом с ним лежал толстый, как ствол дерева, труп гиганта, едва не убившего его. Затылок великана, который на вид казался настолько массивным, что должен был выдержать удар парового молота, был расколот, как скорлупа ореха.
Вокруг слоноподобной туши ползал на четвереньках другой тяжелораненый человек. Взглянув на него, Бартон на мгновение позабыл свою боль. Ужасно искалеченный человек был Германом Герингом.
Оба были воскрешены в одном и том же месте. Времени думать о том, что же означало это совпадение, не было. Боль начала возвращаться.
Геринг заговорил с ним.
Вид у него был такой, что не только что говорить — жить ему оставалось совсем немного. Он был весь окровавлен. Правого глаза не было. Угол рта разорван до самого уха. Одна из рук полностью расплющена. Из кожи на боку торчало ребро. Как ему удавалось при этом оставаться в живых и к тому же еще ползать — этого Бартон не мог постичь.
— Ты… ты! — хрипло начал Геринг по-немецки. Внезапно он обмяк. Из его рта на ноги Бартона брызнул фонтан крови, глаза остекленели.
Интересно, что хотел сказать ему Геринг. Но это сейчас не имело никакого значения. Ему нужно было думать о более жизненно важных вещах.
Примерно в 30 футах от Бартона, спиной к нему, стояли два гиганта. Они тяжело дышали, видимо, отдыхая, прежде чем снова броситься в битву. Затем один что-то сказал другому.