Спустя четыре года, совсем недавно, всего лишь дней десять назад, включив ночью телевизор, она долго, тупо глядела в лицо бойкому ночному телеведущему. Он сильно изменился. Остриг волосы, немного потолстел. Но глаза все такие же, тусклые, мертвые, как грязный лед Москвы-реки. Впрочем, возможно, это и не он. У него совершенно никакое лицо, можно двадцать раз увидеть и не запомнить, не узнать.
– Что за гадость ты смотришь, Варюша? – удивился Дмитрий Владимирович, заглянув в гостиную.
– Ты не знаешь, кто это? – спросила она, не отрывая глаз от экрана.
– Понятия не имею. Какой-то очередной помоечный журналистишка, – он протянул руку к пульту, но за секунду до того, как погас экран телевизора, передача кончилась, и Варя успела прочитать первую строку титров: «Ведущий Артем Бутейко».
Елизавета Павловна проснулась от настойчивого телефонного звонка, не открывая глаз, протянула руку. Телефон в гостиничном номере стоял на тумбочке у кровати. Но рука наткнулась на пустоту.
Голова раскалывалась, а телефон продолжал надрываться. Лиза обнаружила, что лежит поперек кровати, в футболке. Одеяло скомкано, подушки раскиданы, покрывало валяется на полу, рядом, безобразным комком, валяются ее джинсы. За окном светло, на часах одиннадцать.
– Добрый день, госпожа Беляева, с вами все в порядке? – услышала она в трубке. – Вы должны сегодня выступать в прениях по докладу…
«О, Господи, я проспала! Как такое могло случиться? Заседание началось в девять, сейчас перерыв…»
– Да, простите, я себя неважно чувствую, – ответила она слабым голосом.
– Что случилось? Вам нужен врач?
– Нет, спасибо. Все нормально. Мне уже лучше. Вероятно, я немного простудилась. Через полчаса спущусь в конференц-зал.
Лиза тут же пожалела о своем обещании. Чувствовала она себя действительно ужасно. Болела не только голова, но все тело, как будто ее избили ночью. Под горячим душем стало немного легче. Она отчетливо вспомнила, что у нее в номере был Красавченко, причем она его в гости не приглашала. Он явился, воспользовавшись каким-то дурацким предлогом, что-то, связанное с ювелирными украшениями. Он интересовался ее серьгами и кольцом, болтал о знаках Зодиака.
Взглянув в зеркало, она обнаружила, что выглядит отвратительно. Волосы встрепанные, лицо бледное, отечное, под глазами серые мешки. Серьги были в ушах, кольцо на пальце.
«Ну да, а как же иначе? – подумала она. – Этот Красавченко хам, мерзавец, но все-таки не грабитель. Он сотрудник МИДа, официальный участник конференции».
И тут она почувствовала неприятный холодок в желудке. Она вспомнила, что все это время Красавченко вертелся в гостинице, в фойе, в барах, постоянно попадался ей на глаза, но в конференц-зале она его ни разу не видела. Не встречала его и на заседаниях тематических групп. Впрочем, могла просто не заметить в зале, участников больше трехсот человек.
– Кто же нас познакомил? – пробормотала Лиза. – А ведь никто! Никто нас не знакомил. Он подошел ко мне сам, когда я завтракала во фруктовом баре на седьмом этаже, представился, и мне, разумеется, не пришло в голову проверять, выяснять, тот ли он, за кого себя выдает. Здесь десятки людей знакомятся друг с другом. Однако я ни разу за эти дни не видела, чтобы он разговаривал с кем-то из участников конференции. То есть его имя и то, что он сотрудник МИДа, я знаю только с его слов. Так зачем же все-таки он вломился ко мне в номер ночью? Откуда он вообще взялся и что ему от меня нужно?
Смутное ощущение гадливости постепенно обрастало вполне определенными подробностями. Ночью состоялся совершенно непристойный разговор. Сначала Красавченко нагло, неуклюже клеился к ней, а потом выяснилось, что он заснял ее в квартале «красных фонарей» на фоне проституток обоего пола и порноафиш. Он показал фотографии и пытался ее шантажировать. И что было дальше? Да ничего не могло быть. Она выставила его из номера. Однако он не ушел. Почему?
Если бы шантаж сводился только к этим дурацким картинкам, она вообще не стала бы с ним разговаривать, вызвала бы ночного портье и попросила, чтобы ей помогли избавиться от незваного гостя. Но она не сделала этого. И еще, он так и не сказал, зачем ему все это надо, чего он хочет в обмен на фотографии.
Чем отчетливей восстанавливались слова и события, тем холодней становилось Лизе под горячим душем.
«Он знает! – вспыхнуло у нее в голове. – Я пропала, он все знает».
Она до красноты растерлась теплым полотенцем, включила фен, оделась, быстро подкрасилась, кое-как подколола влажные недосушенные волосы. Головная боль не затихала. Лиза выпотрошила содержимое своей сумочки на журнальный стол. На дне лежала упаковка анальгина с хинином.
– Лекарство, – пробормотала она, вскрывая упаковку, – яд, противоядие…
Слова эти сами собой всплыли в памяти. Перед глазами встало гладкое пластмассовое лицо с квадратным подбородком. Лицо героя сериала, глянцевая картинка комикса.
«Мы с ним пили вино. Стоп, а где стаканы? Вымыл и убрал? Ну да, разумеется. Все аккуратно убрал за собой, и бутылку тоже. Он очень настаивал, чтобы мы с ним выпили, вдруг вспомнила Лиза, – правильно, я ведь вообще не пью, а уж в компании с Красавченко, ночью, наедине, ни за что не стала бы по доброй воле. А может, этого и не было? С собой он вина не приносил, это я точно помню. Ну да, он взял бутылку из платного бара в моем номере. Он еще сказал, что утром оплатит пользование баром. Ему непременно надо было выпить со мной, чтобы подсыпать мне в вино препарат, который… Который что? Расслабляет волю? Отбивает память? Настолько сильно отбивает, что я не могу вспомнить, сама сняла джинсы или это сделал Красавченко? Может, он вообще изнасиловал меня, а я ничего не помню? Маньяк, ублюдок… надо срочно заявить в полицию. Однако о чем я буду заявлять? Как я могу доказать то, чего не знаю? К тому же наверняка сегодня его уже нет в гостинице».
Она открыла платный бар. Там лежала карта вин. Не хватало одной бутылки, белого рейнского.
Прежде чем пройти в конференц-зал, она остановилась у стойки регистрации.
– Добрый день, мэм. Я могу вам помочь? – приветливо улыбнулась девушка за стойкой.
– Я хотела бы узнать, сколько я должна за пользование платным баром? – Лиза назвала свою фамилию и номер.
– Минутку, – девушка пробежала пальцами по клавиатуре компьютера, – вы ничего не должны, мэм.
– Но этого не может быть, – Лиза постаралась улыбнуться, – я пользовалась баром.