— Улыбайся, зараза! Ты что сидишь, точно кол проглотил? Тебя зачем привели? Комплимент теткам скажи, олух!
Комплиментов Вадик не придумал, но, расслабившись, произнес длинную речь. Говорил о дальней радиосвязи. Сравнивал достижения Америки и России.
— Чтоб я что-то понял, — заключил местный чиновник. — Ну, нальем! И за радиосвязь между нашими странами!
Галя отчетливо услышала, как одна американка другой про Вадика сказала:
— Мой Бог! Мало того что у них при жутких морозах созревают подобные мужики! Но еще они и умные!
А вечеринка катила своей чередой. На эстраде шутил ведущий, выступали артисты, в том числе и выписанные из столицы, раздавались призы за быстрые и потешные конкурсы.
Настроение Галины, которая хоть и улыбалась натужно, воодушевленно общалась, было далеко не радостным. Тимур сидел к ней спиной, ни разу не оглянулся. И уже казалось, что та гримаса Тимура при их появлении только привиделась. По затылку понять, что у него на уме, невозможно.
Зато жена Тимура сидела так, что рассмотреть ее труда не составляло. Это был удар! Говорят: удар ниже пояса. Ерунда. Удар Галя ощущала от макушки до пяток. Мало того что жена Тимура была красива. Она была точным слепком Гали! Один и тот же тип и стиль. Невысокая стройная блондинка — это физический тип. Из гламурных журналов почерпнутый стиль — струящиеся волосы, болезненными пилингами отшлифованное до восковой глади лицо, неброский макияж и тэ дэ и тэ пэ. Сейчас, в ресторанном полумраке, они могут посоревноваться и посравниваться. Но заблуждаться не стоит. У жены Тимура совершенно иные возможности. Она в Швейцарии лицо делает, знаменитые стилисты над ее волосами колдуют, а Галя — у местного самородка и соседки по дому, которая хоть и открыла свой салон, но все-таки Сибирь не Европа.
О том же самом, о сравнении их края с заграницей, говорил местный чиновник, подсевший к одной из американок и по-свойски положивший руку на спинку ее стула. Рука сползала к плечу американки. Московский представитель, несколько минут назад принявшийся испуганно икать и таращить глаза, извинившись, отбыл в туалет. Шел между столиками неровно, кидало из стороны в сторону.
— Как тебя? Мэрлин? — дундел сибиряк. — Давай тебя буду звать по-нашему? Ты, — шаловливо поцарапал на бюсте американки пальчиком, — Маня. Поняла? Я Вася. А ты Маня. Усекаешь? Вот что тебе скажу, Маня, на территории нашей области ваших Франций пять разместится, а Бельгий — с десяток. Ловишь мысль? Чего «ейс»? Ну, тебя как женщину я раскусил сразу. Разведенка без вариантов…
Вечеринка подкатила к танцам. Официанты убирали грязную посуду, накрывали к десерту.
— Займи даму, — велела Галина Вадиму и указала, скосив глаза, на оставшуюся без мужского внимания хмельную американку. — Хоть про радиосвязь говори, но чтобы куртуазно.
Она встала и прошлась по залу. Переходила от одной компании к другой, перебрасывалась шутками и думала о том, что она — провинциальная идиотка, возомнившая, будто ей по зубам из всех суперов лучший супермэн.
— Потанцуем? — ее локоть жестко стиснули мужские пальцы.
Вывернула голову — Тимур. Смотрит зло, насмешливо, даже с легким презрением, будто знает за ней какие-то грешки, и одновременно веселится, подтрунивает, но не над ней, а над собой. Эти глаза! В них можно читать бесконечно, и никогда не надоест. И твое прочтение может быть ошибкой или откровением, истиной или страшным заблуждением. Уже ничего не понимаешь, и его захват твоей руки, совершенно не галантный, с излишней силой, кажется сладостным. Будто ты мазохистка природная.
— Хорошо, — согласилась Галя, тщательно контролируя свои реакции и слова. — Больно.
— Что?
— Отпусти, мне больно. Готова с тобой потанцевать, пытка необязательна.
— Извини.
Когда они медленно кружились в ритме музыки, удивительные руки Тимура обнимали ее плечи и талию, Гале ничего другого и не хотелось. Вот он — миг блаженства. Ее платье, глухое спереди, на спине имело большой, до талии, вырез. Рука Тимура лежала на ее теле и служила проводником сладостной энергии, от которой кружилась голова и слабели ноги. «До чего же мне приятно! — мысленно плавилась от счастья Галя. — Улет! Вот так бы умереть, то есть на всю жизнь застыть. Сейчас по-кошачьи замурлыкаю. Нет, раскисать нельзя, — приказывала она себе. — Нужны холодная голова и трезвый расчет. Да где ей взяться — холодной-то? Температура до сорока, наверное, подскочила. И на все расчеты, интриги мне плевать. Подольше бы музыка не кончалась».
— Парень у тебя красавчик, — сказал Тимур, наклонившись к ее уху и обдав своим дыханием.
Этот канал энергии помощнее руки на голой спине. Галя была близка к обмороку. Ее спасло, что взгляд уткнулся в смеющуюся жену Тимура, танцевавшую рядом с главой американской делегации.
— Смазливый, говорю, у тебя бойфренд, — повторил Тимур.
— Угу, — вырвалось-таки мурлыканье.
— Но, наверное, тупой как валенок.
— Кандидат технических наук, — не согласилась она, трезвея и придирчиво рассматривая жену Тимура.
— А я думал — жиголо. Из тех альфонсов, что бабы за деньги нанимают в качестве эскорта и ради жеребячьего мастерства.
Галя могла только в очередной раз восхититься прозорливостью Тимура. Он был гениален без скидок! До «жеребячьего мастерства» Вадика Гале, понятно, дела нет. Но ведь в определенном смысле она его наняла, и за плату.
— У тебя жена тоже очень красивая, — Галя постаралась, чтобы ее голос звучал ровно и нейтрально.
— Не жалуюсь.
«Очень плохо, что не жалуешься, — подумала она. — Я с удовольствием утешила бы».
— Ты серьезно?
Тимур замер, отстранил ее и посмотрел прямо в глаза. Галя с ужасом поняла, что предательский ее язык проговорил фразу, которая не предназначалась для чужих ушей.
Они были одного роста и смотрели глаза в глаза. Уже несколько секунд, сейчас начнут обращать на них внимание. И никуда не скрыться от требовательного взгляда Тимура. А ее, Галю, начинает заливать краска стыда.
— Конечно, не серьезно. Я глупо пошутила.
— А!
Он снова прижал ее к себе и продолжил покачивания медленного танца в ритм музыки.
— Замуж за него собираешься?
— Никогда! — вырвалось у Гали с излишней поспешностью. Пришлось смягчать. — Я еще не думала об этом. Я очень серьезно, откровенно сказать, старорежимно отношусь к браку. Понимаешь? Семья — это прежде всего дети. Можно сколько угодно сходиться-расходиться, мотать друг другу нервы. Но если появились дети, будьте добры не портить им жизнь. За цветком горшочным ухаживают, лелеют, а ребенка травмировать тем более преступно.
— Согласен. Мои родители развелись, когда мне было тринадцать лет. Они хорошие, умные, любящие меня. Старались, чтобы все прошло интеллигентно и безболезненно. А мне хотелось повеситься. Если бы в тот момент компания дурная подвернулась, пошел бы по кривой дорожке.