Дурман | Страница: 55

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– А у Вас есть подход к детям, посол Ворф, – улыбнулся Портун.

– Благодарю Вас, лидер Портун, – ответил Ворф. Он отнюдь не был уверен, что его сын Александр согласился бы с этим утверждением. Он знал, что это не так, но поправлять собеседника было бы невежливо.

– Вы хотели поговорить о несчастном случае, который произошёл с лидером вентурийцев Аликом, не так ли?

– Это не был несчастный случай, лидер Портун. Это было убийство. – Ворф взглянул на заинтересованые лица детей. Двое старших мальчиков были достаточно большими, чтобы понять, о чём они говорят. Земляне, как правило, старались не вести при детях подобных разговоров. – Вы хотите говорить об этом при детях?

– А что?

– На это Ворф не нашёлся, что ответить. Будучи клингоном, он не видел, почему бы и нет. – Я спросил… из вежливости.

– Вы поступили вежливо.

Ворф кивком поблагодарил за комплимент.

– Я хочу поговорить об убийстве генерала Алика.

Портун нахмурился, покрепче прижал к себе младенца.

– Я очень встревожился, услышав об этом. Мы надеялись, что эти переговоры станут началом мира. Мы, зелёные, вовсе не хотим остаться последними представителями нашей расы.

– Неужели Вы не чувствуете гнева из-за того, что ваши люди в тюрьме… – Ворф бросил взгляд на детей и договорил тише, – и приговорены к смерти?

– Гнева – нет, – сказал Портун. – Разочарование – да.

– Почему разочарование?

– Это должно было стать началом установления контактов с внешним миром. Мы должны были стать частью достигнутого мира, получить возможность использовать то, что мы узнали и научились создавать, восстановить и заново заселить нашу планету. Исцелить её. То, что всё это не сбудется, очень печально.

– Ваши люди погибнут. Их обвиняют в убийстве. Неужели Вы не переживаете за них?

Портун перестал улыбаться, лицо его сделалось грустным.

– Это мои люди, посол. Я переживаю за каждого из них. Нам будет их не доставать.

– И вы не собираетесь их защищать? – спросил Ворф.

– Каким образом?

Ворф обвёл взглядом живые стены, словно ища у них подсказки, как достучаться до этого человека. Его непоколебимое спокойствие выводило Ворфа из себя.

– Лидер Портун, Вы сами верите, что ваши люди виновны? Вы поэтому не собираетесь ничего предпринимать?

– Нет, посол, мои люди никого не убивали. Мы не верим в насилие. Мы считаем отвратительным любое убийство. Жизнь нельзя отнимать ни у кого.

Дети так уютно устроились у него на коленях. Сама комната была пронизана теплом, уютом, так что даже ему передалось приятное спокойствие.

– Даже у того, кто захочет отнять жизнь ваших детей?

Портун посмотрел на детей и грустно улыбнулся.

– Если бы выбор зависел от меня, наши принципы подверглись бы суровому испытанию. Свою жизнь я отдал бы без борьбы, но… – Он вздохнул. – К счастью, мне никогда не приходилось стоять перед подобным выбором.

Его ответ понравился Ворфу. Большинство из тех, кто проповедовал ненасилие, проповедовали его слепо и, как правило, никогда не оказывались перед выбором: жизнь или ненасилие. Портун же подумал об этом, и у него хватило ума признаться, что он не знает, что сделал бы, и не узнает, пока ему не придётся выбирать.

– Ответ, достойный восхищения, лидер, – сказал Ворф.

– Всего лишь честный ответ, посол Ворф.

– Вы знаете, что Алик был отравлен?

– Нет. – Портун чуть подался вперёд. – Нам только известно, что он был убит, и что в убийстве обвиняются наши люди и первый посол Федерации.

Ворф впился глазами в лицо Портуна, чтобы не упустить реакцию на то, что собирался сейчас сказать. Он предпочёл бы, чтобы Трой была рядом, но она ушла с Бреком учиться говорить с планетой – что бы это не означало. Но в конце концов, он посол Федерации. Если придётся, он справится один.

– Он был отравлен растительным алкаллоидом. Добытым из генетически изменённого растения.

На лице Портуна выразилось нескрываемое удивление.

– Этого не может быть.

– Я сам видел результаты экспертизы.

– Но Вы не понимаете. Вот уже более ста лет, как генная инженерия объявлена вне закона. Она считается преступлением, нарушителю грозит смертная казнь. Никто, кроме нас, зелёных, не занимается ею. Только мы могли бы создать такое растение.

– Верю, – сказал Ворф.

– Вы пришли сюда, уверенные в том, что мы изготовили этот яд.

– Вы сами только что сказали, что никто другой не мог этого сделать.

– Но… – Портун не договорил. На лице его застыло удивление. Младенец у него на руках захныкал и заворочался. Портун рассеянно приласкал его.

Если Портун разыгрывал удивление, он был отличным актёром. Ворф верил, что лидеру зелёных ничего не известно, но это ещё не означало, что другие зелёные не замешаны в этом.

– Кто у вас лучшие генные инженеры?

– Нет, это не может быть никто из моих людей.

– Я не говорю, что ваши люди убили генерала Алика, я только говорю, что яд убийца получил от кого-то из них.

– Нет.

– Могу я поговорить с вашими учёными?

Портун взглянул Ворфу в глаза.

– Не знаю, что и сказать. Похоже, Вы правы, и мы действительно создали растение, предназначенное только для смерти. Но это также противоречит нашим принципам. Это не может быть кто-то там, наверху?

– Именно это я и пытаюсь выяснить, лидер Портун. Помогите мне доказать невиновность ваших людей. Если это не кто-то из них, я буду искать в другом месте. У нас почти не остаётся времени, чтобы спасти наших людей.

– Вы правы, посол. Мы должны знать правду. Можете говорить с моими людьми. Я не верю, что насилие может спасти наших друзей, но если правда может спасти их… Я верю в правду.

– Без правды нет чести.

Портун обвёл взглядом детей. Большинство из них внимательно прислушивались к разговору.

– Я мало знаю о чести воина, посол, но знаю кое-что о чести по отношению к земле и её дарам. Создать такое растение означает изменить этой чести.

– Я выясню правду, лидер Портун. Можете быть уверены в этом.

Портун улыбнулся, но глаза его оставались печальными.

– Я совершенно уверен в Вас, посол. А вот в своих людях я теперь не чувствую уверенности. – Он посмотрел в глаза Ворфу. – Разве это не странно?

Ворф промолчал, не зная, что ответить. "Молчание – одна из дорог чести", – гласила клингонская пословица. А в данном случае это была самая милосердная дорога.