И вот еще что. До того, как появились зомби, мы и представления не имели, насколько они живучи. Вы стреляете им в грудь, но они продолжают на вас наступать. Вы стреляете по ногам — дьявол, вы начисто отрываете твари ногу выстрелом в упор из дробовика… Она заваливается набок, пару минут ерзает на месте, затем до нее доходит, что можно перевернуться на живот и подтягиваться руками, отталкиваясь от земли оставшейся ногой. А в это время отстреленная конечность дергается, как сумасшедшая, и кажется, что, будь в ней побольше нервных клеток, она бы продолжила гнаться за вами. Можно стрелять в голову — верно, это работает, разрушает их мозг, и они дохнут. Но вы представляете, каково хотя бы с близкого расстояния попасть в голову движущейся цели, даже если движется она медленно? Особенно когда у вас в руках не суперсовременная снайперская винтовка, а куцый револьвер тридцать восьмого калибра, купленный десять лет назад после ограбления у соседей и с тех пор забытый в шкафу. А если к тому же лицо, в которое вы целитесь, принадлежит вашему пастору, еще в прошлую субботу убеждавшему сильно поредевшую паству не терять надежды перед лицом испытания, ниспосланного Богом?
Высоко над головой ПОМОЩНИКА РЕЖИССЕРА вспыхивает прожектор, освещая ОУЭНА ТРЕЦЦУ, стоящего в зале, в главном проходе, недалеко от сцены. Он смотрит в сторону партера. На вид ему за тридцать, темные волосы торчат в разные стороны, как у человека, который не мылся и не причесывался несколько дней, правая дужка очков замотана скотчем, на подбородке и щеках видна щетина, готовая превратиться в бороду. Джинсовая куртка и штаны покрыты пятнами грязи, травы и чего-то еще — будем думать, что это растительное масло. Зеленая футболка, если и не совсем чистая, все же не имеет видимых пятен, хотя буквы, красовавшиеся когда-то на груди, стерлись, оставив лишь несколько белых кусочков. В вытянутой правой руке он держит короткий револьвер, на стволе которого выгравированы какие-то буквы; рука заметно дрожит. ТРЕЦЦА целится в кого-то, скрытого в темноте, куда не достает свет прожектора.
ОУЭН. О Господи. О Иисусе Христе. Стойте. Стойте на месте! Пастор Паркc? Пожалуйста, не подходите ближе. Пастор? Это Оуэн, Оуэн Трецца. Прошу вас, оставайтесь там, где стоите. Я не хочу — вам на самом деле не стоит подходить. Я просто должен убедиться… Господи. Пожалуйста. Оуэн Трецца — я посещал десятичасовую службу. Со своей женой, Кэти. Мы сидели с левой стороны от прохода — если смотреть от дверей, — во втором или третьем ряду. Пастор Паркc? Вы не могли бы остановиться? Я знаю, что вы напуганы, но… прошу вас. Если вы не остановитесь, я буду стрелять. Это Оуэн. Моя жена ждет первого ребенка. У нее рыжие волосы. Остановитесь, пожалуйста. Просто остановитесь, прошу вас. Черт подери, пастор, я буду стрелять! Я не хотел, но вы не оставляете мне выбора. Прошу вас! Я не хочу нажимать на курок, но, если вы сделаете еще шаг, мне придется это сделать. Не заставляйте меня делать это. Остановитесь, ради Христа! У меня скоро будет ребенок. Я не хочу стрелять в вас.
Откуда-то из темноты доносится шарканье дешевых кожаных туфель по ковру.
ОУЭН. Пастор Паркc — Майкл — Майкл Паркc, это последнее предупреждение. Стойте на месте. Стойте. На месте.
Туфли продолжают шуршать по полу. Со стороны задних рядов распространяется кошмарный запах, подобный миазмам, исходящим от туши оленя двухдневной давности, лопнувшей на солнце. Рука ОУЭНА сильно дрожит. Он вцепляется левой рукой в правое запястье, и это позволяет ему нажать на курок. Раздается выстрел — словно кто-то запустил особенно шумную петарду, — и револьвер отбрасывает назад и вверх. ОУЭН снова пытается прицелиться.
ОУЭН. Ну, хорошо — это был предупредительный выстрел. А теперь прошу вас: ни шага больше.
Шуршание продолжается; на границе светлого круга от прожектора возникает какая-то фигура. ОУЭН стреляет еще раз; пистолет снова с треском отскакивает назад. ОУЭН перехватывает оружие поудобнее и стреляет четыре раза подряд, стараясь целиться перед собой. В воздухе повисает едкий запах пороха. На свет появляется фигура с повисшими руками и негнущейся спиной, раскачиваясь при ходьбе, как маятник. Это мужчина лет на десять старше ОУЭНА, одетый в широкие брюки цвета хаки и черную рубашку с короткими рукавами; белый стоячий воротничок покрыт коркой засохшей крови. Кроме крови на воротничке, на принадлежность существа к зомби указывает раскрытая рваная рана на шее, в которой виднеется плоть цвета лежалой печени; и кожа серого цвета. Лицо видно плохо, но можно разглядеть, что мышцы его расслаблены, челюсть отвисла, глаза смотрят бессмысленно. Щелкает курок — это ОУЭН пытается выстрелить из разряженного револьвера.
ОУЭН. Ну же, пастор Паркc. Простите, что назвал вас Майклом. Ну же — я знаю, что вы меня слышите. Стойте. Прошу вас, остановитесь. Пожалуйста, остановитесь. Ради Господа Бога, остановитесь, черт вас подери!
ПАСТОР МАЙКЛ ПАРКС — то есть зомби, прежде известный под этим именем, — не реагирует на последний приказ ОУЭНА, точно так же как и на предыдущие. Рука ОУЭНА падает. Лицо его на миг каменеет — так выглядит человек перед лицом неминуемой гибели, но затем на нем выражается протест. Он открывает рот, чтобы заговорить.
Что бы он ни собирался произнести — мольбу, угрозы или ругательства, слова так и остаются непроизнесенными; в этот миг раздается оглушительный грохот. Одновременно из затылка ПАСТОРА ПАРКСА вырывается фонтан черной крови, свернувшихся мозгов и осколков черепа, забрызгивая зрителей, сидящих по обе стороны от прохода. Священник валится на пол.
ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА встает. В правой руке у него длинный пистолет, из дула которого поднимается дымок. Несколько секунд он продолжает целиться в неподвижное тело пастора, затем засовывает пистолет в наплечную кобуру. ОУЭН ТРЕЦЦА не сводит взгляда с тела; свет гаснет. ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА снова садится на свое место.
ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Нет, конечно, среди мужчин — да и женщин, пожалуй, — наверняка найдутся снайперы, но таких явное меньшинство. Большинство людей вынуждены пользоваться другими методами. Некоторые несостоявшиеся мачо пытались изображать Конана Варвара, бросаясь навстречу зомби с топором в одной руке и мясницким ножом — в другой. Один особенно мозговитый экземпляр, могучий парень по имени Гэри Флосс, решил применить против мертвецов бензопилу, купленную для того, чтобы свалить ели, росшие у него перед домом. Кстати, с деревьями он погорячился — после этого все увидели, в каком непотребном состоянии находится дом Гэри. Проблема состоит в том, что топор в вашей руке — это не оружие; это инструмент, с помощью которого вы колете щепки для камина. Возможно, он достаточно остер для того, чтобы расколоть всю поленницу, но им невозможно снести человеку голову одним ударом вашей могучей руки. То же относится и к ножу, зажатому в вашей потной левой ладони; это кухонная утварь. Вспомните, как трудно этим ножом отрезать кусок мяса — кусок, который не старается добраться до вас и сожрать ваши мозги, — и подумайте дважды, прежде чем собраться отсечь кому-нибудь руку или ногу. Даже если вы раздобудете острый как бритва топор и настоящий отточенный мачете, помните, что убивать с их помощью легко только в кино. В реальности никто не может просто так взять эту штуку и начать умело обращаться с ней; в этом деле нужна тренировка. Иначе топор, скорее всего, просто застрянет в ключице врага, а лучший нож, гордость вашей кухни, угодит куда-нибудь в бок.