— И меня тоже зовут Бобби, — отозвался мальчик. — А ты много знаешь про динозавров? Я очень люблю динозавров!
Бобби почувствовал, что у него сжимается сердце. Он бросил взгляд на Гарриет, хотя не хотел смотреть на нее в данный момент. Но не удержался и обнаружил, что Гарриет наблюдает за ним, улыбаясь. Натянуто, неестественно.
— Имя выбрал мой муж, — объяснила она, неизвестно почему похлопав его по ноге. — В честь кого-то из «Янкиз». [19] Он сам из Олбани.
— Ну я знаю только про мастодонтов, — ответил Бобби малышу, удивившись при этом, что его голос даже не дрогнул. — Это такие огромные мохнатые слоны высотой со школьный автобус. Давным-давно они паслись по всему Пенсильванскому плато и везде оставляли какашки размером с маленькую гору. На одной из таких гор люди позже построили Питсбург.
Малыш хихикнул и исподтишка посмотрел на мать, вероятно, чтобы увидеть, как она отреагирует на слово «какашки», произнесенное так запросто. Но она не возражала и только улыбалась.
Тут Бобби заметил руку мальчика и отпрянул.
— Фу-у! Это самая клевая рана из всех, которые я сегодня видел. Это что, накладная рука?
У малыша не хватало трех пальцев на левой руке. Бобби дернул ее, ожидая, что протез снимется. Но под слоем синего грима была теплая детская ручка, и мальчик отобрал ее у Бобби.
— Нет, — сказал он. — Это моя. Она просто такая.
Бобби залился краской стыда так, что у него запылали уши, и он обрадовался, что загримирован. Гарриет легко прикоснулась к его руке.
— У него на самом деле нет трех пальчиков, — сказала она.
Бобби посмотрел на нее, пытаясь сформулировать извинение. Ее улыбка сейчас была несколько напряженной, но вроде она не злилась, и то, что ее рука касалась его, было хорошим знаком.
— Я сунул ее в настольную пилу, но ничего не помню, потому что был маленький, — объяснил малыш.
— Дин занимается пиломатериалами, — сказала Гарриет.
— Дин тоже где-то здесь бродит? — спросил Бобби и стал озираться по сторонам, театрально вытянув шею, хотя, конечно, понятия не имел, как выглядит Дин.
Два этажа торгового центра, выходившие в основной зал, были наводнены людьми, загримированными, как и они, под недавно убиенных. Зомби сидели на скамейках, стояли группками, разговаривали, подшучивали на уродством друг друга или читали розданные им напечатанные страницы сценария. Торговый комплекс был закрыт, а стальные решетки у входных дверей опущены. В здании находились только зомби и съемочная группа.
— Нет, он привез нас сюда и уехал на работу.
— В воскресенье?
— У него свое собственное дело.
Нельзя было желать лучшего момента для какого-ни-будь убойного каламбура, и Бобби задумался, подыскивая нужные слова. Но потом ему пришло в голову, что изобретать шутки на тему воскресных занятий Дина в присутствии его жены и малолетнего сына скорее всего неправильно, даже несмотря на то, что они с Гарриет когда-то были закадычными друзьями и звездами школьного комедийного кружка. Бобби ограничился только простым:
— Вот как? Ну ладно.
— Мне нравится этот большой страшный порез у тебя на лице, — сказал малыш, показывая на лоб Бобби, украшенный жуткой раной. Кожа была разодрана до кости. — Правда ведь, человек, который нам это сделал, крутой?
Бобби действительно поражался тому, что вытворял Том Савини. Гримируя Бобби, он то и дело заглядывал в книгу с разными фотографиями со вскрытий: люди с несчастными изувеченными лицами были по-настоящему мертвы и никогда не восстанут из могил, чтобы насладиться чашечкой кофе за столиком кафе, обслуживающего съемки. Савини изучал раны как настоящий ценитель и знаток, как художник, созерцающий источник своего вдохновения.
Однако Бобби понял, что именно малыш имел в виду. Савини, в черной кожаной косухе, байкерских ботинках, при черной бороде и знаменательных бровях, густых, черных и загнутых вверх, как у Мистера Спока или Белы Лугоши, [20] был похож на кумира поклонников дет-металла.
Кто-то захлопал в ладоши. Бобби огляделся. Режиссер Джордж Ромеро, человек-медведь, более шести футов ростом, с густой коричневой бородой, стоял недалеко от входа на эскалатор. Бобби отметил, что многие члены съемочной группы носили бороды и длинные волосы. Одеты они были в воинственно-неформальном стиле и обуты в берцы, как у Савини, так что они все сильно смахивали на диссиденствующих революционеров.
Бобби, Гарриет и маленький Боб подошли к другим статистам, собравшимся послушать, что скажет Ромеро. Говорил он уверенным басом, а когда ухмылялся, то у него на щеках появлялись ямочки, которые были видны даже сквозь бороду. Он спросил, знает ли кто-нибудь из присутствующих что-либо о кинематографе. Несколько человек, включая Бобби, подняли руки. Ромеро вознес за это хвалу Богу, и все засмеялись. Он сказал, что рад всех их приветствовать в мире крупнобюджетных голливудских картин, и все снова захохотали, потому что Ромеро снимал только в Пенсильвании, и все знали, что у «Рассвета мертвецов» бюджет ниже плинтуса, практически нулевой. Ромеро поблагодарил их за то, что они пришли, и сообщил, что за десять часов изматывающей работы, которая потребует от них огромного напряжения, им заплатят наличными сумму столь огромную, что он стесняется произнести ее вслух. Он поднял руку с зажатой в ней долларовой купюрой, и его слушатели опять загоготали. На этом Том Савини, который был на втором этаже, перегнулся через перила и крикнул:
— Чего смеетесь, это больше, чем мы сами получим за работу над этой фигней!
— Для многих из нас все это — работа ради любимой работы, — сказал Джордж Ромеро. — Вот, например, Том здесь именно потому, что обожает размазывать по физиономиям гной.
Кто-то в толпе, окружавшей Ромеро, простонал:
— Гной-то ненастоящий, искусственный!
— Ждите, ненастоящий, — откуда-то сверху отозвался Савини, которого уже не было видно у перил.
Снова раздался смех. Бобби было кое-что известно о комической разрядке на съемках, и у него возникло подозрение, что этот маленький диалог был отрепетирован и повторялся уже не один раз.
Ромеро стал рассказывать сюжет. Мертвецы возвращались к жизни, им нравилось пожирать людей, и правительство потеряло контроль над этой кризисной ситуацией. Четверо главных героев укрылись в торговом центре. Здесь Бобби отвлекся и обнаружил, что смотрит на другого Бобби, сына Гарриет. У малыша было длинное серьезное лицо, глаза цвета темного шоколада и спутанные прямые черные волосы. Откровенно говоря, ребенок был немного похож на самого Бобби, у которого тоже были карие глаза, худое лицо и густая черная шевелюра.